кофе.
Первой о смерти Алексиса узнала его тёща, мать Элени и бабушка Деспины, кирия Дафна. Обычно по утрам, едва услышав лёгкое шарканье тапок дочери, исчезающих за дверью кухни, она заходила в комнату больного, чтобы проветрить помещение. В иное время суток никто, кроме Элени и врачей, не был вхож в спальню Алексиса. Восьмидесятилетняя женщина подошла к окну и, схватившись за ледяную ручку окна, внезапно замерла. Несмотря на августовскую жару, в спальне стоял жуткий холод. Она медленно повернулась к постели зятя, на которой единственным рельефом выделялось бледно-серое лицо с приоткрытым ртом и впалыми, гладко выбритыми щеками. Медленным, но уверенным шагом Дафна подошла к кровати, над которой почувствовала колебания ледяного дыхания Харона. Старая женщина опустила руку в карман в складках длинной юбки и вынула оттуда монету десять драхм6. Оглядевшись по сторонам, словно собиралась совершить преступление, она вложила её в приоткрытые губы покойника. Потом почти беззвучно произнесла:
– О обитатель подземного дома, Тартара и мрачных лугов, лишённых сияния света! Прими в свою почву и в недра бессмертных с охотою жертву! И будь благосклонен, о, Ты, наш единый Судья всех деяний и таинств!
Дафна не решилась произнести вслух имя Бога, которому молилась, но она точно знала о том, что Он её слышит.
Никто в её семье не чтил древних традиций, как, впрочем, и во всей стране. Её младшая сестра, Фемида, была верной христианскому православию и поклонялась святым иконам. Муж был приверженцем коммунизма, за что его ещё в сорок седьмом расстреляли прямо на площади Афин. Единственная дочь была предана науке и уверена в том, что рождение и смерть не что иное, как естественное начало и конец любого живого организма. Души нет, как нет ни подземного, ни небесного царств. И только Дафна искренне верила и не сомневалась в том, куда отправится дальше тело её любимого зятя, профессора Алексиса Папаниколау. Подкупив алчного Харона, проводника душ и слугу Бога Аида, ходовой монетой, она накрыла бледное лицо простынёй. Седые пряди слегка колыхнулись на сквозняке, по спине побежала холодная струйка пота.
– Кало́ такси́ди!7 – тихо сказала Дафна и вышла из спальни.
На кухне стояла её дочь и делала чайной ложкой круговые движения в турке, которую заправила двойной дозой кофе.
– Мне очень жаль, милая… – сказала Дафна и обняла Элени за плечи.
Через минуту турка начала изрыгать коричневую жидкость, быстро заливая плиту и пол. Элени не пошевелилась, продолжая вращать ложкой.
Дафна слегка оторопела, но виду не подала и, накрыв своей морщинистой ладонью руку дочери, остановила бессмысленные круговые движения. Затем посадила Элени на стул и сказала:
– Óла кала́, кори́ци му8, я позаботилась о нём, теперь позабочусь о тебе и нашей Деспине.
Дочь смотрела невидящим взглядом в никуда,