ещё способной взять своё панике. “Надо вызвать меню! Точно! Естественно! Ага… Это первое, что я сделал. И-и-и? Оно не появилось. Ага… Я, очевидно, всё это время продолжаю его вызывать. Да…” – он обнаружил, что часть сознания, которую он перестал держать в фокусе, сосредоточена на вызове меню. “Тогда консоль. Ага! Консоль получается. Давайте-ка выйдем отсюда обратно!… Неизвестная ошибка. Необходимы права Администратора… Так я и есть Администратор! Повторим! Повторим. Повторим… Повторим… Да вот же бажина!” – Любчик почувствовал, как особенно широко и шумно раздувает ноздри. В родном теле ему такое не удавалось. Он явно начинал злиться, дыша с гортанным порёвыванием, быстрее, морща лоб и брови, напрягая челюсти, проживая другую вспышку, которую ещё называли пригоранием… Её характерной особенностью являлись резкие ощущения в кишечнике, которые визуально, как правило, локализовались в районе лица, и у особо темпераментных переходили в руки, вплоть до характерных сжатий кулаков с дальнейшим приданием ускорения энергетическому выплеску в сторону субъекта разрядки. Не отличаясь подобным нравом, Любчик ограничился лишь направленными и действительными высказываниями о баге, коллегах, его допустивших, и, дойдя до себя, ещё немного поторговался в геневе, расхаживая взад-вперед, и, что называется, принял ситуацию методом остывания посредством установления прощающего баланса между линиями обвинительного самобичевания и защитной любви к себе, представленной непреодолимой тягой к исследованию, заручившейся адвокатской поддержкой человеческого фактора.
“Что можно сделать, что бы отсюда выбраться? Каком-то образом найти выход через консоль, она же конфиг, она же терминал, она же командная строка… как ни называй, через неё я в эту печку сунулся… Либо меня – там – через тело – отключат хоть штатно, хоть аварийно. Скорее всего должны отключить… Должны же? Должны. Если сигнал пришёл. И если только баг не настолько жёсткий, что это потребует какого-то времени. Если в квадрате, значит, да? Но всё равно вероятность большая. Что я, в самом деле? Так… Значит, меня достанут, но лучше как-то я сам, верно? Всё же это моя гениальная авантюра…” – он ясно вспомнил свои спешно-обрывистые зарисовки схем и кода на доске в админской и “рассудительность” на тему того, что операционная система должна документировать ход его мыслей. Наверняка, на контрольной панели в дежурке уже отобразились как предупреждения об опасности, так и баги: “Стыдоба, конечно… Ну и отлично… И мне поделом, и ребята поработают, не зря же на смене сидят. Ничего. Я же за них тоже, бывет, работу делаю. И на том спасибо – справятся. Ну или я быстрее разберусь… Делов-то! Поесть пока, что ли?” – Любчик испытал заметное облегчение от разделённой с предполагаемыми спасателями ответственности за свою жизнь и положение, поэтому отвлекающие ростки голода снова пробились на прямом пути сосредоточенности. Ситуация, как ему казалось, сводилась к понятной и простительной. Он радостно, с аппетитным предвкушением