меня на сегодня генеральная уборка запланирована.
– Как насчёт перенести её на завтра?
– Неа, не вариант.
– Ну тогда хочешь, я тебе помогу с уборкой? – с готовностью предложил я, совсем не имев в виду стремление попасть к Макс домой, но после своего предложения осознав такой возможный подтекст.
– О, нет-нет, – отрицательно замотала головой Макс, – я предпочитаю делать это в одиночестве. И твой новый рисунок придётся как нельзя кстати. Я буду генералить и думать о том зонде, канувшем в небытие. Это будет так замечательно!
Не поняв энтузиазма Макс, я не мог не заметить:
– Как-то совсем нечестно получается. Вот хоть бы раз по-моему сделали. Как отработку прогулять, так «это отличная идея», а как уборку перенести, так нет, «это не вариант». И даже помочь нельзя.
Макс виновато улыбнулась:
– Да уж, ты прав. Но сегодня я правда не могу остаться с тобой после обеда. И на покатушки на великах у меня тоже уже есть задумка по маршруту, чего уж скрывать. Давай в нашу следующую встречу после великов займёмся тем, чем захочешь ты. Вот чего ни предложишь, на всё соглашусь! Только, чур, чтоб интересно было!
Я даже не ожидал, что всё сложится настолько шикарно. Макс готова была заняться со мной чем угодно! И главное, она уже практически пообещала, что мы встретимся ещё как минимум один раз после великов. Я не смог сдержать своего ликования и, сияя, заявил:
– Уж я придумаю, чем заняться!
Достигнув этой восхитительной договорённости, мы слезли с тепловоза и пошли домой, весело болтая о всякой чепухе.
Глава 8
Весь оставшийся день пятницы я был просто на седьмом небе от счастья. Я снова увиделся с Макс, и это было так круто! И мы договорились о двух встречах, а это значило, что она не пропадёт снова на несколько дней. И она согласилась заняться со мной чем угодно, что только взбредёт мне в голову. Правда, обещание Макс заняться со мной чем угодно сразу натолкнуло меня на мысли о всяких непристойностях, и я вынужден был значительным усилием воли выбросить их из своей головы.
В общем, я был счастлив и на волне своего тотального воодушевления не мог не взяться за кисть. Каково же было моё разочарование, когда после нескольких часов работы я понял, что у меня снова получилась какая-то мазня. У меня не укладывалось в голове, как так могло получиться, что в плохой день я нарисовал что-то стоящее, а в идеально располагавшем к творчеству настроении я изверг какое-то уродство. И ведь не то чтобы наблюдалась закономерность: плохое настроение – шедевр, типа с надрыва; хорошее настроение – отстой. Бывало и так, и так, по-всякому. Впрочем, это недоумение, скорее, было нарочитым. На самом деле, я знал, что Макс сказала бы в этой ситуации: нельзя ожидать всегда идеального результата, но практиковаться нужно ещё и ещё, если я действительно хочу попасть в Школу искусств Сантьяго. Я вдруг поймал себя на мысли, что я всерьёз настроился сделать всё возможное, чтобы попасть в неё. Когда Макс впервые предложила попробовать, я думал просто отправить на конкурс первый попавшийся рисунок, совершенно не рассчитывая, что пройду. Но теперь как-то незаметно для себя самого