отвратительна. Была таковой и по-прежнему остаёшься. Вот почему мы никак не можем наладить хотя бы подобие нормального общения, – но всё это чушь, и я это знаю, и Оливия также знает. Может, поэтому её пальцы перестают перемещаться по сенсорным буквам и знакам препинания, и проходит какое-то время прежде, чем она слегка поворачивает голову налево, чтобы мельком взглянуть на меня?
– Мы не можем его наладить не поэтому, а потому, что тебя нравится меня провоцировать. Я бы даже сказала, что ты это полюбил. И тут все средства хороши, ведь так? Но ты с ней спал, так что не вижу разницы, – но она есть, и я мучительно пытаюсь понять, больно ли Оливии из-за того, что я, как предполагается, быстро утешился, или ей действительно всё равно. Она не выглядит разбитой или страдающей, но внешность бывает обманчива. Даже, наверное, её.
– Нет, не спал. То есть спал, но лишь в платоническом смысле, и только. Не с ней, а рядом. Как друзья.
– Значит, ты мне солгал?
– Да.
– Почему?
– Потому что причинять тебе боль стало моей целью, Оливия. Наверное, не всё попадает точно в яблочко, но… – тут лифт, звякнув, наконец останавливается, и когда его двери открываются на первом этаже, Оливия быстро выходит прочь и столь же стремительно, будто на ней домашние тапочки, а не довольно высокие туфли, выбирается на свежий воздух, а там достигает и своего автомобиля, тоже внедорожника, как и у меня. Мысленно и морально я настраиваюсь на сражение, но она садится на переднее пассажирское сидение ещё до моего появления в непосредственной близости. Ключи валяются на приборной панели, безмолвно подчёркивая то, что я водитель, раз уж так этого хотел, и всю дорогу до дома мы проводим в гнетущей тишине. Мне неоднократно хотелось открыть рот и попросить её уже высказаться, потому что в случае с ней это всяко лучше тошнотворного молчания, но последние крупицы сдержанности и контроля проваливаются в небытие лишь на стоянке, освещённой сплошь электрическим светом. – Скажи же уже хоть что-нибудь. Что угодно, Браун.
– Нечего мне сказать, Дерек.
– Ты сейчас серьёзно? Я заслуживаю знать, но спустя всё это время так и не имею ни малейшего понятия, за что ты так со мной и с нами.
– Ну так или иначе я ведь беременна, так чего ещё тебе надо?
– А та жизнь, что ты прервала… Она совсем ничего не стоит?
– Всё это для меня ничего не стоит, – где-то в глубине я ждал чего-то подобного, и меня ничего не должно выбивать из колеи, но эти слова… Они всё равно ударяют в солнечное сплетение, на какое-то время лишают возможности дышать и насыщать лёгкие кислородом, и я не знаю, я просто снимаю блокировку с дверей и, выдернув ключи из замка зажигания, швыряю их куда-то в сторону, и вылезаю из машины так, будто она вся пылает, горит и вот-вот взорвётся из-за полного бензобака.
– Дерек.
Оглянувшись на голос, я обнаруживаю, что Оливия с сумкой, наброшенную на правую руку около локтевого сгиба, уже стоит у бампера своей чертовой машины, и, совершенно не задающийся вопросом, как можно