нож на прилавок.
Цыгане имеют хороший обычай дарить ребёнку любую вещь, какая ему приглянется, так что на протяжении моей недолгой жизни я брал что хотел. У любого баро был красивый клинок. Конечно, можно было попросить у гекко, от которого я не знал отказа, но, когда речь зашла об оружии, мне вздумалось самому раздобыть себе нечто, как говорят, «достойное чести». Потому, увидев плохо лежащий нож, я подошёл и взял его.
Не прошло и полминуты, как еврей поймал меня за ухо. Мои товарищи мигом сгинули, но я и не ждал от них помощи. Чтобы не скулить от боли, я громко смеялся и называл купца рыжим чёртом, а он всё таскал меня за ухо рябой ручищей, приговаривая: «У, цыганское отродье! Веди меня к своему отцу да смотри только попробуй убежать! Я вам всем покажу, цыганьё проклятое!»
Каково же было удивление жида, когда вместо покосившейся лачуги или цыганской кибитки я привёл его к большому каменному дому, из которого на зов служанки вышел отец в барских одеждах. Бедняга чуть было не повернул обратно, но Антал окликнул его: «Ну-с, милейший, раз подошли к крыльцу, извольте и в дом пройти».
Они быстро уладили всё в кабинете: блеск золотых крон погасил негодование в рыжем псе. Он вышел, низко кланяясь и льстиво бормоча извинения. Я плюнул ему вслед и, не дожидаясь призыва, вошёл к отцу, остановившись в центре комнаты. Антал жестом поманил меня, но я продолжил исподлобья глядеть на него.
– Не дичись так и не бойся, – молвил он почти ласково. – Я не буду ругать тебя. Только скажи, Кай, зачем ты украл нож?
Я нахмурил брови и по-звериному поморщил нос. Не дождавшись ответа, отец продолжил:
– Ты ведь знаешь, я мог купить тебе лучший.
– А мне от вас ничего не нужно, – ответил я с вызовом. – Всё, что захочу, сам себе добуду.
Антал молчал, устремив на меня тяжёлый взгляд серых глаз. Я выдержал, смело глядя в ответ. Губы отца тронула лёгкая усмешка.
– Похвально.
Он поднялся из кресла с тяжёлой медлительностью, казавшейся мне тогда величественной, и, подойдя к шкафу, отомкнул нижний ящик. Из него Антал извлёк и подал мне богато декорированный клинок, который я порывисто принял. Рукоятка идеально легла в ладонь, словно была специально вырезана для неё. Я откинул голову, с удовольствием разглядывая нож в вытянутой руке.
– Отец, – позвал я, сам себе усмехаясь, – зачем вы заплатили жиду? Эта шваль и медяка не стоила.
Антал задумчиво пригладил густую бороду. Тогда он сказал:
– Осторожность, сын, превыше гордости. Когда-нибудь ты поймёшь это.
Из раздумий меня вырвал резкий запах полыни и пота, ударивший в ноздри. Видно, Камие надоело лежать одному, и он подполз ко мне.
– Уйди. От тебя несёт как от падали, – отчеканил я, быстро убирая нож.
Камия улёгся на бок, подперев голову левой рукой.
– Это потому, что мой отец был мулло[14]. Видишь? – весело спросил он, поднимая грязными пальцами