установка самобичевания – питательная среда для туберкулёза, который преломляет привычный поток бытия. Человек начинает воспринимать жизнь по-другому. То, в чём нуждается женщина, острее переживает больная. Ограничения отнимают последнюю надежду на выздоровление. И вообще, почему, как мне кажется, часты туберкулёзные романы и даже семьи? Потому что туберкулёз, если это не последняя стадия, не подавляет половую функцию, а лечение протекает долго: от шести – девяти месяцев до года и более, и получается естественным зарождение связей.
Венера была из тех женщин, для которых полнота жизни важнее, чем мифическая супружеская верность.
– Сколько тебе ещё лежать? Что врачи говорят? – спросил я.
– Скоро уже на выписку. В санаторий поеду.
– Вот видишь, как хорошо! Радоваться надо, а ты…
Она грустно покачала головой. Мы вернулись в корпус.
На неделе произошла небольшая провокация, которую я интуитивно предчувствовал.
В очередной раз зашёл к Гуле на чай. Они с Венерой были какие-то возбужденные, рассказывали о прошедшем дне, много смеялись.
– Представляешь, – говорила Венера весело. – Мы три часа гуляли, бродили туда-сюда. И никто к нам не пристал! Представляешь? Мы, можно сказать, сами снимались… и никто не подошёл! Что за мужики пошли?! – посматривала она на Гулю.
Гуля, неловко улыбаясь, поддержала Венеру.
– Да! В чём дело?! Что это такое?!
Они захохотали.
Слушая весёлый разговор, я наблюдал за Венерой. Она носила короткую стрижку и выглядела намного моложе своих лет. Со вкусом одевалась, подчеркивая фигуру, и была очень привлекательна. Многим мужчинам она нравилась и, проходя, собирала за собой похотливые взгляды. Но только лишь взгляды. Наши туберкулёзники на большее не способны, кроме как проводить глазами и пробубнить что-нибудь пошлое. На тот момент в отделении не было женщины, способной составить Венере конкуренцию.
Так вот, в пылу разговора Венера закрыла дверь палаты на замок. Вдруг направилась ко мне пританцовывая… Изображая приватный танец, она подошла и будто хотела одним движением сорвать с себя кофту и задрать майку передо мной, как заправская стриптизерша. Я спокойно наблюдал за этим спектаклем.
– Надо же, не испугался, – проговорила она и выбежала на балкон.
«Видимо, при таком манёвре все пугались, конфузились, а тут… осечка. Но чего пугаться? Это забавно, не более», – подумал я.
– Гуля, – спросил я. – Можешь оставить нас на часок?
– А она согласна? – Гуля неуверенно посмотрела на меня. – Я вас оставлю, конечно, только подожди минуточку.
Она вышла на балкон поговорить с Венерой.
– Мы такими вещами не занимаемся! – продекламировала Гуля и тихо добавила. – Не хочет… Ты не так понял.
– Тогда оставишь меня с Асей?
– Да, пожалуйста. Какой разговор? Пойду пока с девчатами посижу в четвёртой палате.
Я вышел на балкон и погрузился в таинственное пространство мартовской ночи. Меж одиноких облаков плыла луна, не добиравшая до полноты нескольких суток; с одного бока серебряный диск оплавился о черноту неба. Луна шептала… хотелось любоваться