в понятном и соответствующем возрасту объяснении произошедшего – что в мыслях и воспоминаниях ушедший всегда остается рядом, и с ним даже можно поговорить, доверить секрет или попросить о помощи. В принципе, и самой себе можно говорить примерно так же. Это не обязательно связано с религией, хотя религиозным семьям тут, наверное, проще.
Работа горя, о которой я так много читала после похорон, одинаково запускается у детей и взрослых. Ребенок точно так же перерабатывает свою потерю и не должен запирать в себе эмоции, иначе разбираться с этим, скорее всего, придется потом у психолога. У нас дома всегда было много семейных фотографий, и я не стала убирать их после похорон, хотя смотреть на них первое время было просто невыносимо. Спустя несколько месяцев старшая дочь попросила снять фото папы со стены в детской – как я сейчас понимаю, первый шок отпустил ее позже, чем меня, и вот это «невыносимо» накрыло ее не сразу. Еще примерно месяца через четыре дети попросили достать фотоальбомы со снимками из отпусков тех времен, где все еще живы и вместе. Мы спокойно посмотрели их, повспоминали, как было тогда тепло и здорово; плакать никому не хотелось. После этого девочки несколько раз просили рассказать им истории о том, как мы с папой познакомились, как поженились, как жили до их рождения. Еще старшая несколько раз переслушивала по кругу песни мужа (у него была своя группа и недолгая карьера местной рок-звезды).
Стратегия и тактика общения с детьми на тему пережитой утраты были только моей ответственностью, и никто – ни бабушки, ни другие родственники, ни посторонние люди – не должны были говорить совершенно противоположные вещи из соображений “я лучше знаю, как правильно”. Естественно, в первое время разговоров о случившемся было не избежать – во дворе с друзьями, в школе или садике, – и к этим разговорам нужно было готовить и самих детей, и их окружение.
“Когда не стало моего мужа, дочери было пять лет, – рассказывает Татьяна, согласившаяся поделиться своей историей на страницах книги. – Я с самого начала решила быть честной, но говорить с ребенком максимально просто и понятно – папа умер, папы больше нет. Эту же позицию я донесла до всех, с кем ребенок так или иначе соприкасался – тренер, учителя, знакомые и близкие. Но несмотря на все мои старания и предупреждения, одна из учительниц рассказала дочке свою версию – что папа стал ангелочком и теперь смотрит на нее с небес. А это очень неправильно, на мой взгляд – ребенок начинает воображать сначала папу, который где-то есть, потом обижается, что папа не приходит и думать, что в чем-то провинился. В общем, у нас получилась долгая и сложная история – дочке очень хотелось ухватиться за рассказ авторитетного взрослого и поверить в ангелочка, и все это растянулось на несколько месяцев слез и регресса”.
Есть расхожее мнение, что маленькие дети переносят потерю легче и вообще мало что понимают, однако это не так. Дети реагировали действительно очень по-разному – старшая, всегда бывшая папиной