уже объяснила. Дочь моя, Людмила, сегодня здесь родила.
Голова медсестры исчезла. Из проема окошка послышался нервный возглас регистраторши:
– Ждите! Дежурный врач сейчас выйдет…
И действительно, вскоре в коридоре появилась крупных размеров женщина в белом халате. Не поздоровавшись, еще издалека прогорланила на все помещение:
– Сбежала ваша дочь. И ребенка бросила.
– Как? – испуганно спросила посетительница. – Почему?
– А я откуда знаю? У вас надо спросить.
– И то верно, – промолвила Арьяна Тимофеевна и про себя подумала: «Это я во всем виновата. Нельзя быть такой строгой и жестокой. Она ведь молодая, неопытная. Да, ошиблась… Так ведь это я не научила ее быть осторожной. И наплевать, что другие об этом подумают… Но теперь уже поздно. Не успела».
Сердце матери все еще отказывалось верить в то, что Люся смогла так бессердечно поступить и бросить своего ребенка. Но внутренний голос тут же ее осекал: «Переспать же с отчимом она посмела. Почему бы не перейти очередной порог неприличия?!»
Укоры совести, обвинения в собственном бессердечии, проклятия в адрес Алексея, чья похотливость, получается, исковеркала судьбы уже трем живым существам, мольба о прощении и просьба вернуть ей дочь – все это враз и вместе острой головной болью обрушилось на Арьяну.
Женщина безвольно, как тюфяк, опустилась на стул.
– И что теперь? – пробормотала она, разведя перед собой руками.
– Я сообщила в милицию, – ответила дежурный врач. – Будут вашу Люсю искать. Хотя, по советскому закону, каждая женщина имеет право отказаться от новорожденного.
– А что будет с девочкой?
– Ребенка в дом малютки оформим. Или…
– Что «или»? – как за спасительную соломинку ухватилась Арьяна и даже привстала со стула.
– Или бабушка заберет внучку к себе. Вы ж еще молодая, поди справитесь…
Обеими ладонями утерев стекающие по лбу струи пота, Арьяна Тимофеевна молча, в знак согласия, несколько раз подряд повинно кивнула головой.
Аня. Девочка Пяти углов
Практически ничего нового из детских вещей приобретать для внучки не пришлось. В семье еще сохранились одежка и обувь из Люсиного младенчества. В плоском сундуке под кроватью покоились: выстиранные и выглаженные аккуратно сложенные и щедро посыпанные таблетками нафталина пеленки, ползунки, распашонки и колготки; многочисленные вязанные из разноцветных шерстяных ниток пинетки; кожаные, со шнурками и нарядной опушью гусарики.
Не то чтобы Арьяна Тимофеевна знала и предвидела, что они могут ей снова понадобиться, и решила не выкидывать их. Просто так было принято во всех нормальных семьях. В тяжелые и бедные послевоенные годы ничего особо не раздаривали. Лежат, да и пусть себе лежат…
И уж точно мало кто оставлял детские вещи чисто на память. С тех пор как они стали малы, ни мать и ни дочь больше ни разу до них не дотронулись. Даже во время своей беременности и перед самими родами Людмила не проявила интереса к пеленкам и ползункам.