утро я сходил в школу за аттестационным листом. Мда-а, так себе отметки, между тройкой и четверкой. И стал ждать мать у школьного пруда, потихоньку сосредотачиваясь на том, что она вчера сказала про переезд, и всё больше и больше раздражаясь по этому поводу.
Это что же такое получается? Такое важное, даже главное в нашей семейной жизни событие, как переезд, совершается без меня? Силами только взрослых – матери и дяди Леши с машиной? А я, вы ходит, никто? Я – ребенок? Я – ребенок, да. Но наполовину. А вторая моя половина – заместитель умершего отца в партнерских беседах матери. Почему-то мать раньше понимала это, уважала это и гордилась этим. И восхищалась этим. И жила этим, как и я. Без этого мы бы не выжили после смерти отца. А тут вдруг она проигнорировала меня как своего партнера, оставив меня только как своего ребенка. А мне этого мало. Я с этим не согласен.
И я так себя накрутил, что, когда мать пришла за мной, от обиды я и глядеть на нее не мог. Молчал и на все ее детские вопросы ко мне по поводу отметок отворачивался. На все ее попытки пойти напролом – «Ну что такое, Акимушка? Что случилось?» – я отмалчивался, дул губы. Потом она поняла, что напрямую не пролезет и догадалась сыграть в партнерство. Я никогда не мог противиться этому, был рад и признателен.
– Ах, это! Подумаешь событие! Кровать да два узла перевезти! Один с посудой, другой – с бельем. Тоже мне событие! А вот нас ждет событие настоящее, и мы поедем туда всей семьей! Ты, я и дядя Леша!
– Что-что? – спросил я обескураженно.
– Я прочитала на днях на столбе объявление, что продается шкаф. В воскресенье мы поедем за ним. Вот это будет настоящее семейное событие! В шкаф мы переложим в кои-то веки всё-всё, что постоянно лежит на подоконнике да на стульях, положим по полочкам, повесим, куда надо. И даже одну полочку я тебе выделю для твоего лобзика и фанерок.
Разговор как с партнером, как с заместителем отца – вот это мне всегда нравилось в матери и всегда окрыляло. Я признательно взял ее за руку, и так за руку мы и пошли в новый дом, в новые жилусловия. В семиметровую комнату. Но свою, а не съемную.
Глава 24. Шкаф
Сначала мне казалось, что дядя Леша – с материной работы. Один раз он приглашал нас с матерью покататься на машине в Клин, познакомиться. Потом он стал приезжать к нам на Народную поздно вечером, раздевался, умывался, молча ел, что мать подаст, и ложился спать. Со мной он уже не заговаривал, а утром уезжал к себе на работу, так что мне стало казаться, что он не с материной работы, а хозяйский работник, которого хозяйке некуда поселить, и она попросила мать, как свою жиличку, поместить его как-нибудь у себя.
А когда мать сказала, что нам дали комнату семь метров по потере кормильца и мы скоро уезжаем отсюда, я надеялся, что поедем мы с матерью, а его оставим здесь.
Утром я взял мать за руку, и мы пошли на железнодорожную станцию, в центр Подгороднего, где всё магазины, продукты, промтовары, керосин, и ходят электрички до го рода.
Мать шла, как это всегда в ней было перед большой семейной покупкой, заранее