это верно, – сказал наставник Ван. – Но вы забываете самое важное: нужно быть хорошим человеком. В каллиграфии вы должны уважать то, что вы пишете, и того, для кого вы это пишете. Но прежде всего – вы должны уважать самих себя. Это монументальная задача – создать единство между тем, кем вы являетесь, и тем, кем вы могли бы быть. Подумайте: каким человеком вы могли бы стать и как личность, и как художник?
Последовало благоговейное молчание. Студенты услышали достаточно, чтобы питать свои мечты долгие годы. А я? Наконец-то у меня был ответ и путь, который помог бы мне преодолеть бремя моего имени, и судьбу, которая с ним пришла. Если каллиграфия станет ключом к тому, чтобы отделить меня от Линь Дайюй, тогда я буду практиковаться в ней, как наставлял наставник Ван. Я стану той, кто не подчинится воле судьбы и историям, в честь которых я была названа, я стану той, кто полностью принадлежит самой себе, со своим собственным наследием.
И, возможно, тогда родители вернутся ко мне.
6
Я сразу приступила к делу. Держа в руке длинную березовую ветку, я обводила иероглифы на каменных плитках во дворе, размахивая и потряхивая веткой, словно готовилась вызвать что-то из-под земли. Это казалось глупым, и я понимала, что, должно быть, так и выглядела со стороны: мальчик с девчачьей внешностью, девчонка с мальчишеской внешностью, которая что-то понарошку пишет и думает, что он или она может стать храброй. Ветка ощущалась как нечто чуждое руке, движения были неловкие. Когда урок закончился и ученики стали выходить, мне не хватило времени, чтобы скрыть то, чем я занималась. Они увидели, что я царапаю плитки веткой, и начали смеяться, указывая на палку, висящую в моей нетренированной руке. Я уронила ее и побежала в школу в поисках метлы, кусая губу и злясь на себя.
Дайюй из прошлого, рядом с которой еще несколько месяцев назад была бабушка, и чья теплая постель принадлежала только ей, отступилась бы от мечты овладеть каллиграфией. Стараться изо всех сил – и быть поднятой на смех за это, – та Дайюй такого бы не поняла. Но со мной что-то происходило, происходило с момента, как бабушка отправила меня на повозке в Чжифу. Я жаждала того, что может дать мне каллиграфия, и точно так же, как знала, что никогда не стану женой горожанина, я знала, что каллиграфия должна быть в моем будущем. Это будет нелегко. Это будет именно так, как сказал наставник Ван – мне нужно тренироваться.
Первые несколько дней в Чжифу подготовили меня к этому моменту: каждый владелец магазина, который отверг меня, каждый взгляд отвращения, который я твердо встречала, превращались в камень, пока, в конце концов, у меня не оказалось достаточно камней, чтобы выстроить вокруг себя крепость. Пусть их насмешки проходят мимо, подумала я в тот вечер. По крайней мере, у меня есть моя крепость. И она неприступна.
На следующий день после того, как работа была закончена, я снова стояла во дворе с березовой веткой в руке. День был прохладнее обычного, но окна были открыты. Оттуда доносился голос наставника Вана, и я позволила ему окутать меня, когда водила