– и у меня ничего не было, я ничего в себе не несла, я ничего не могла дать. Я только-только начиналась.
Мы жили в домике с тремя пролетами, его окна выходили на север. Мы не были богаты, но и бедны не были. Мой отец продолжал заниматься гобеленами, несмотря на то, что теперь жил в деревне, где ни у кого не хватило бы денег, чтобы позволить себе мамины вышивки. Но дело, казалось, шло лучше, чем когда-либо. Наш дом стали часто посещать чиновники на пути в Чжифу и обратно по государственным делам – иногда ради отдыха от дороги, а иногда ради покупки подарков женам и наложницам на родине. Один взгляд на мамины розовые пионы, серебряных фазанов или золотых драконов, предназначенных лишь для высоких чиновников, – и они были очарованы. Я до сих пор помню самых частых гостей: дородного мужчину со множеством подбородков, большого начальника, у которого одна нога была короче другой, дядюшку, который всегда хотел показать мне свой меч.
Бывали и другие мужчины, а иногда и женщины, которые приходили к нам домой и разговаривали с моими родителями приглушенными голосами. Эти посетители были одеты не в официальную придворную одежду, а в простые черные рубахи и штаны и больше походили на братьев и сестер из храма, чем на официальных лиц. Они часто уходили с гобеленами, и я задумывалась, не раздают ли их мои родители как пожертвования на благотворительность. Один гость всегда приносил мне сладости и конфеты. Его визитов я ждала больше всего и была в восторге, когда однажды утром застала его в нашей столовой за кашей и маринованной редькой.
– Путь до моего дома долог, малышка, – сказал он, заметив удивление на моем лице. – А твои родители очень щедры.
– Не надо с ней говорить, – рявкнула бабушка из кухни.
Он извинился, но, пока бабушка не видела, тайком передал мне через стол конфету.
Возможно, именно из-за этой встречи бабушка начала брать меня в свой сад, когда у нас бывали гости. В Чжифу не хватало места для всех овощей и трав, которые она хотела выращивать, но здесь у нее было полно земли. На пустыре за нашим домом она взрыхлила почву и плотно засеяла ее семенами. К тому времени, когда я доросла до высоты подоконника, то уже вовсю ела ее зеленый перец и измельченную мяту, хотя тогда еще не знала, как они называются.
В этом саду я научилась заботиться обо всем живом. Меня смущало: как что-то может называться живым, и при этом так медленно проявлять свою способность к жизни. Я хотела, чтобы все происходило мгновенно: чтобы бутон за день превращался в спелый плод. Но через садоводство бабушка хотела научить меня многим вещам, не связанным с садоводством, и одной из таких вещей было терпение. Мы выращивали мохнатый женьшень, репу, похожую на белые тапочки, и огурцы с морщинистой кожурой. Мы сажали зеленый перец на солнце и сушили стручковую зеленую фасоль на деревянных палках – ее длинные пальцеобразные плоды безвольно тянулись к земле. Помидоры были капризны и требовательны, поэтому мы постоянно ухаживали за ними, лаская желто-зеленую кожицу, которая наполнялась таинственной