не давала волшебнику времени на подумать, и это был тот редкий случай, когда думать ему абсолютно не хотелось.
Только обрывки воспоминаний об отце настойчиво всплывали в его голове. Когда конь чуть сбавил шаг и маг перестал беспокоиться о падении, ему поневоле пришлось искать в памяти хоть что-то, что сделало бы его нынешнее состояние менее тошнотворным.
Его отец по многим меркам мог называться (и многими людьми назывался!) странным. Расскажи Иоахиму кто-нибудь о причудливом фамильяре-человеке, волшебник в первую очередь прикинул бы, насколько такая магия сложна и безумна по шкале от нуля до Грегора Зальца. С горестным унынием Иоахим отметил, что подобная придумка вполне в стиле отца – безусловно, могущественного, но замкнутого мага, предпочитавшего светскому обществу компанию книг и единственного сына.
Теперь с новоприобретенным знанием Иоахиму казалось, что подсказки о его природе были разбросаны везде: в отсутствии людей вокруг Грегора, в поведении родителя и в строгости его воспитания. В сухом отчитывании за кляксу на переписанном заклинании, в пренебрежительных отзывах о дамах из «Девяти кругов Рая», в легких подзатыльниках за нецензурную брань в детстве, в назначенных переработках из-за замеченной в лавочных счетах недостачи, которую Иоахим уже даже не помнил, на что спустил, – возможно, на тех же дам.
В пробивающемся сквозь дверные щели свете одинокой свечи, вечной спутницы отца при его ночных работах над… чем-то. Он никогда не рассказывал, а Иоахим никогда не спрашивал. Краем уха волшебник слышал, как отец объяснял Библиотекарям очередное придуманное заклинание для целей богини Знания и щедро приправлял рассказ теорией магии. На памяти Иоахима это был единственный раз, когда Грегор снизошел до объяснений ордену Айун. В будущем такого не повторялось, потому что отцу не понравилось «распинаться перед кучей остолопов с оловянными глазами», а Библиотекари справедливо решили, что раз магия работает, то разбираться в ее механизмах им совершенно не обязательно.
Нет, подумал Иоахим, ничего из этого не предвещало беды. Она застала его врасплох – волшебник ждал ее в Лекмантриме, когда взбудораженный Грегор ворвался в комнату и сказал сыну-подростку сиюминутно собрать все вещи в дорожную сумку, чтобы уже через день оказаться на корабле, державшем курс на Эфребис. Иоахим ждал беды, когда красный дракон сжег одним залпом дыхания целый квартал Лоркона неподалеку от их лавки, а культ драконьей богини Тиамат шел с факельным шествием по улицам столицы Союзных Земель, и ничто не могло его остановить.
Плохое всегда было снаружи, и когда оно оказалось внутри, в самой сущности ничего не подозревавшего Иоахима, волшебник спасовал.
Он вспомнил последнюю встречу с отцом, единственным человеком, придававшим ему уверенности в наступлении завтрашнего дня.
«Вернешься домой – обсудим твое поведение», – холод в голосе Грегора был способен заморозить воды Светлого океана.
Причиной