но что он тогда сделал с ним? Ничего? Соврал и ему, и нам?
– Боюсь, как бы он чего плохого с Иоахимом не сотворил. Видала, как наш друг чудить начал? Я-то не архимаг, но даже мне понятно, что обычно фамильяры так себя не ведут.
Октавия рассеянно перемешала угли в костре, подгребая ноги под себя, чтобы сноп искр не прожег сапоги.
– Если я правильно понимаю, как это работает, то… – пробормотала лучница после паузы, подбрасывая огрызок в огонь, – эй, ты куда?
Быстро и уверенно тифлингша поднялась и направилась к палатке Иоахима. Она остановилась у тента, охваченная мыслью, что ей нечего сказать. Эта мысль была чужеродна для Октавии, предпочитавшей действовать, а не думать, и потому легко отторглась, лишь ненадолго задержав тифлингшу у входа.
– Я зайду? – спросила она, уже отдергивая полотнище тента.
Иоахим лежал спиной ко входу. Глядя на его плечи, вздымающиеся в ровном темпе, Октавия сперва решила, что волшебник все же уснул. Но через мгновение он поднял голову и обернулся на спутницу.
– Ты уже зашла, – вздохнул он, отворачиваясь обратно, – ты же с братом раньше жила? Он тебя не учил, что заходить без стука в мужскую комнату лучше не надо?
– У нас с братом никаких тайн друг от друга нет, – усмехнулась тифлингша, – чего я только не видела, ты меня ничем не удивишь. Да и деревяшек здесь нет, чтобы постучаться. Все в костер ушло.
После ее натужных оправданий Иоахим хмыкнул и развернулся к ней лицом, что Октавия сочла хорошим сигналом для продолжения разговора. Она решила сразу приступить к делу, больше не разряжая витавший в воздухе накал двусмысленными шутками.
– Кстати, насчет брата…
Ухмылка исчезала с лица Иоахима с постепенным смягчением тона Октавии.
– …когда у него в жизни происходила ужасная дрянь, то он уходил в себя или в умные книжки в библиотеке. Он очень любит трепаться о хорошем, но о плохом молчит, как эфребский партизан. Поэтому мне частенько приходилось из него вытягивать подробности и пытаться разговорить, а то рядом с такой грустной коровьей лепешкой и самой становилось отвратно.
– И сейчас ты хочешь разговорить меня?
Что-то зашуршало снаружи, и в проеме появилась голова Агарвейн.
– Ты как? – напрямую спросила она у волшебника. – Живой?
Октавия одобрительно кивнула лучнице, за Иоахима подтверждая, что он «живой». Агарвейн проскользнула внутрь палатки, явно не рассчитанной на сразу двух гостей.
– Годы жизни с братом сделали из меня очень опытную жилетку для рыданий, так что не стесняйся, если тебе надо пустить слезки, – тифлингша выдержала паузу, но все же не сдержалась и добавила: – Или что там вы, фамильяры, пускаете.
К ее удивлению, он не заорал в ответ, не заявил, что никогда не будет с ней общаться после таких шуток, не ударил, не впал в истерику и не отвернулся с намеком, что разговор закончен.
– Если бы я только знал, что пускать, – грустно улыбнулся он, – и как реагировать.
– Ты