огрызнулся я, однако голос мой дрогнул.
Мы заскочили в очередной вагон, и там сидели не все, некоторые лежали. Исключительно ничком, лиц не было видно, и слава богу. Остальные кто скрючился, кто развалился, кто замер с закушенными пальцами рук и ног.
– Под весенним родным небосводом даже старые клены цветут! Можно быть очень важным ученым и играть с пионером в лапту!
Угловой пассажир лопнул. Приглушенный хлопок – и вот он сдулся, сочась зеленым, однако успел – все так же механически – одарить Пипу свернутой в трубочку бумажкой.
Двери разъехались.
– Немного осталось, – выдохнул я. – Терпим, народ.
Пипа осталась стоять.
– Я больше не пойду, с меня хватит.
– А жрать мы что будем? – осведомился взмокший Петюня. Рыжий вихор выбился из-под картуза и прилип к белому, как бумага, лбу.
В следующем вагоне сидели крысы.
А в том, что далее, не оказалось и крыс. Сиденья были застланы полиэтиленом, и под ним медленно пузырилось что-то черное.
– Как же так: и в лапту, старый клен – и в цвету? Почему, растолкуйте вы мне? Потому что у нас каждый молод сейчас в нашей юной прекрасной стране!
Монеты посыпались сами собой, не сдерживаемые ничем. Лампы мигали, поезд ревел, за окнами кривлялась ночь. Пипа опустилась на четвереньки и поползла. Металл выскальзывал из ее прыгающих пальцев.
Мы вылетели на перрон, как ошпаренные. Вдали на лавочке неподвижно сидел грузный железнодорожник, больше не было никого.
– Последний – и все на сегодня, – сказал Петюня, хотя мы и так видели, что остался один вагон, самый первый.
Ноги стали ватными. Поезд не трогался. Возможно, он ждал нас.
Мы вошли, двери съехались, и свет погас.
– Добрый день…
Я осекся. Вагон был одновременно и полон, и пуст. В нем что-то растеклось, заменив собой атмосферу. Мы задохнулись, и вагон стал дышать за нас.
Слова испихнулись сами собой, как изгоняемые мехами вездесущего аккордеона:
– Как же так: на луну и вздыхать всю весну? Почему, растолкуйте вы мне? Потому что у нас каждый молод сейчас в нашей юной прекрасной стране!
Петюня приложил к губам трубу, и она загудела самостоятельно.
Поезд ворвался на безлюдную станцию, где царил полумрак. Эскалаторы стояли.
За дверью машиниста заворочалась масса. Дверь чуть приотворилась, и к нам из кабины выпорхнула сотенная бумажка. С нею просочился черный дым. И каркнул оттуда же голос, одновременно задумчивый и насмешливый:
– There’s a lady who’s sure all that glitters is gold
And she’s buying a stairway to heaven
When she gets there she knows, if the stores are all closed
With a word she can get what she came for
Ooh, ooh, and she’s buying a stairway to heaven.
Мы вывалились. Поезд жарко вздохнул и уполз в тоннель. Мы пробежали мимо узорчатых колонн и стали подниматься по неподвижным ступеням.
Опыты небытия
– Что вы заканчивали?
– Ох, да чего я только не заканчивал…
Стопку