к своему пальто Семейкина, только что застрелившего беременную, Подпаскова затошнило.
Рядом рыдал мальчишка в тюбетейке. Его обнимала мать с двумя вещмешками на спине. Кошка, испугавшись выстрелов, убежала, сильно подрав ребёнку руку.
– Как же она теперь без нас будет? – мальчишка обнял бледную мать. Подпасков отряхнулся, дал матери малыша относительно чистый носовой платок.
Из стоящего неподалёку переселенческого эшелона, того самого, возле которого до сих пор играл оркестр и произносились приветственные речи, пришёл врач. Он был в не очень белом халате, поверх которого болтался чёрный, не по размеру ватник. Из под ватника выглядывала зелёная сплющенная сумка с красным крестом на белом круге. Первым врач осмотрел рыдающего мальчишку с окровавленной рукой. Дал его матери перевязочный пакет из сплющенной сумки: «Сами справитесь?».
– А доктор найдёт нашу Дусю? – сквозь слёзы спросил маму мальчишка.
Доктор погладил малыша по голове и заспешил к сидящему на перроне милиционеру, получившему удар кастетом в голову. Померил пульс, заглянул в глаза: «Сейчас я вами займусь».
Затем врач перевернул длинного милиционера на спину, взял его за запястье. Отрицательно покачал головой. Кто-то положил фуражку длинного ему на лицо. Врач также осмотрел толстого «фэзэошника» и беременную девицу. Он им уже ничем помочь не мог. Врач пощупал живот беременной, удивлённо поднял бровь: «Что-то у неё там…»
Возле переселенческого эшелона оркестр грянул гимн Советского Союза. Митинг закончился. Молоденький милиционер встал по стойке «смирно» и отдал честь трём сожжённым товарным вагонам, за которыми играл оркестр.
«Боже, боже, что же я наделал…» – мысль билась в замкнутом пространстве черепной коробки Подпаскова, больно ударяясь о стенки головы. Он сидел в «ленинской комнате» линейного отдела милиции на станции «Калининград-Южный». Его вежливо опросил народный следователь транспортной прокуратуры, молодой армянин, не выговаривающий букву «Р». Здесь же врач из переселенческого состава, сбросив чёрный ватник на покрытый бархатной красной скатертью стол президиума, менял повязку милиционеру, получившего удар кастетом в голову. Комната была украшена плакатами и портретом Сталина. За спиной Сталина развивался красный флаг. Он был точно такого же цвета, как и кровь, выступающая сквозь бинты на повязке раненного милиционера.
«Боже, божжечки, что же я наделал…». Мысль больно ударила в темя, отрикошетила в затылок.
– Я начхозу говорил, – неожиданно громко сказал раненный милиционер, – дайте другую кобуру, эта расстёгивается туго…
Доктор принялся его успокаивать: «Не волнуйтесь, уважаемый, сейчас в госпиталь поедем… Сотрясение у вас…».
Пришёл Семейкин: «Товарищ Подпасков, поехали. Секретарь обкома ждёт». Подпасков покорно пошёл за Семейкиным.
«Опель»