они спугнули крысу, объедающую тлен с крупных костей; та канула в темноту, оставив слизней трудиться в одиночестве.
Помедлили.
– Готов, дознаватель Халле?
Тот чуть нервно усмехнулся, глянул на долговязого напарника снизу:
– Готов, наказатель Коркранц. Хотя я бы предпочел пару таблеток. Совы́, например, если б такие существовали. Или любой из проклятых знаменитостей, если она в темноте видит лучше, чем я.
– Никаких таблеток в мою смену, дознаватель. Ты же знаешь.
– И сам не жалую. Обойдемся. По крайней мере, пока не появятся подходящие. – Халле знал нелюбовь Коркранца к экстрактам чужих умений, но не разделял ее. – В конце концов, почему бы не наделать таблеток пса? Принял одну – и порядок, отлично слышишь и обоняешь все вокруг. Самое то для сыскных. Почему выпускают только человеческие? На кой мне полчаса умения петь, как Адам Турла, если я готов заплатить за час ночного зрения или острого слуха?
– Таблеток не использовал, не буду, другим не советую, а на месте Шеффилда и запретил бы. Но где сейчас Шеффилд… – Коркранц глянул вверх по лестнице. – Ладно, пошли.
Халле, кивнув, расстегнул нижнюю пуговицу пиджака, чтобы удобнее было добираться до ножа. У Коркранца давно были расстегнуты и пуговица, и кобура – наказатель имел право на револьвер.
Они поднялись быстро, цокая рифлеными набивками сапог по расшатанным осклизлым ступеням.
После темноты подземелья наверху показалось совсем светло. Осень только перевалила за середину, а вот ночь до своей еще не добралась. Туман лежал тонким слоем, затекая в провал спуска. Вдруг вслед им долетело тихое потерянное ржание Пятерки, нереальное, как привет из другого мира.
Деревья вокруг были невысоки, ни одно из них не выросло ровным, словно в молодости они не могли решить, куда им все-таки расти: вверх, как все, или лучше в сторону, а может, вообще вниз. Разломы в стволах, щели коры, впадины узловатых переплетенных веток светились голубым и розовым, ярким, как ярмарочные огни. Свет помигивал вразнобой. На одной из ветвей, прицепившись ногами, вниз головой спала птица.
– Карамель какая-то, – сказал Халле. – Никогда я не любил эти привозные деревья.
– Ну, это не совсем те, что я помню, – ответил Коркранц. – Они, конечно, и до пожара выглядели экзотично, но то, что сейчас тут растет, вряд ли уже можно классифицировать. Значит, правду говорят: год от года они все ярче.
Лязгающий голос наказателя, такой знакомый собеседнику и такой внушительный под белыми сводами кабинетов и среди высоких стен кварталов-колодцев, тут тонул, будто звук кузнечных клещей, которые зачем-то обмотали ветошью.
– Пойдем, – сказал Наказатель, делая шаг вперед. Халле кивнул и последовал за ним, стараясь не оглядываться.
Здесь когда-то был парк. Обезглавленные чугунные остовы фонарей напоминали об этом; в одном месте сапог Коркранца ступил на гулкое железо – люк коммуникаций, и наказатель пообещал себе получше смотреть под ноги.
Вдали,