здесь. Оттого и речь завел. В ночи старого пожарища Джок становился для дознавателя таким же олицетворением страха, как для самого Коркранца лось. А шансы на встречу были – выгоревшие кварталы часто становились убежищем беглецов и прочих падших. Правда, подолгу здесь никто, кроме брухи Веласки, не тянул.
– Я немного прочитал его мысли в тот раз. И пришел в ужас. Они еще страшнее, чем татуировки на его руках.
Коркранц промолчал. Халле хватало духу признаться в способности испытывать страх, и наказатель немного позавидовал ему.
В лесу не то ветер шуршал листьями, не то кто-то ходил – разобрать было нельзя. Интересно, подумал наказатель, вот Халле хотел таблетку пса, чтоб лучше слышать в ночи; или таблетку с экстрактом совы, чтобы видеть в темноте. А нужно ли это? Что ты услышишь и увидишь, если сдернуть чехлы с рецепторов? Поможет ли оно тебе?
У Шефа, к примеру, зрение было на зависть. И сгодилось это ему? Где он, универсал своей профессии, способный с легкостью совмещать работу дознавателя и наказателя? Шеффилд, которого все звали Шефом даже официально; впрочем, его это мало волновало – хоть горшком назови, из печи он практически не вылезал. Ему куда больше нравилось расследовать дела на местах, чем в кабинете, и приказы от него чаще всего приходили через хрипящий телефон откуда-нибудь с окраин. Шеффилд, с его неизменной присказкой «Сейчас все будет», под которой он мог подразумевать что угодно; вечно напевающий Ластера, Шеффилд, который одну руку всегда закладывал за спину, когда крепко задумывался. Или когда стрелял в цель.
Его исчезновение обезглавило Управу, никто и предположить не мог, что такая постоянная величина, как Шеф, куда-то пропадет. Но все же это произошло, и что с этим делать – никто толком не знал.
Началось все не с очеловечивающихся зверей, а с озверелых людей.
Одинокие свидетельства о хулиганах, скатившихся до скотского беспредела, за полмесяца переросли в лавину. Сначала решили, что появился какой-то новый наркотик, только обстоятельства преступлений и особенности задержанных выглядели так странно, что впору было рапортовать в государственный Тайный сыск. Шеф же в ярости заявил, что они тут и сами разберутся, и принял меры по всем направлениям.
Но ни висящие над городом дирижабли с наблюдателями, ни усиленные патрули, ни прочая угрожающая активность дела не прояснили. Хулиганы, восстающие вдруг из грязных луж, визжали как свиньи и кусались при аресте; патрульные с ужасом обнаруживали, что серо-розовая грубая кожа этих элементов поросла жесткой щетиной, а ожирение странным образом изменило формы тела; огромный, чудовищно сильный грабитель, вломившийся в бакалею, ранил трех патрульных, одного скальпировал неожиданно острыми зубами, после чего прихватил лоток медовых пряников и скрылся в ночи. Стая худых, желтоглазых, льнущих к земле, злых и сутулых личностей напала на окраине на двух молодых людей и час спустя была полностью расстреляна охотниками.
После долгой работы некоторых удалось опознать; всё это были или