каждая из них чувствовала себя счастливой.
Впервые в жизни счастливой себя чувствовала и Габриэлла.
Вечером в обитель приехали двое священников, в обязанности которых входило исповедовать сестер и отпускать им грехи. Монашенки и послушницы выстроились в очередь в монастырской церкви. Сестра Лиззи предложила Габриэлле пойти с ней.
Габриэлле уже давно исполнилось десять, и для исповеди не существовало никаких формальных препятствий. Больше того, раз уж она попала в монастырь, значит, она должна была исповедоваться и ходить к причастию. Поэтому Габриэлла тут же согласилась и, пройдя в монастырскую церковь, встала в самый конец очереди.
Очередь шла быстро. Исповедь каждой сестры занимала совсем немного времени, что ничуть не удивило Габриэллу, в глазах которой они были несомненно безгрешны. Зато после исповеди каждая из них долго молилась тому или иному святому, исполняя правило, наложенное духовником в качестве наказания за греховные помышления или поступки.
Наконец настал черед Габриэллы. Ее исповедь тоже была достаточно короткой, но священнику она показалась заслуживающей особого внимания. Габриэлла приблизила лицо к решетке исповедальни и прошептала:
– Я ненавижу свою мать, святой отец. Это и есть мой самый главный грех.
– Почему, дитя мое? – ласково спросил ее священник. Он был старым и добрым человеком, который очень любил детей. От матушки Григории он узнал, что в монастыре появилась новая девочка, и, услышав детский голосок Габриэллы, сразу понял, с кем имеет дело. – Почему ты ненавидишь свою маму? – повторил свой вопрос отец О’Брайан. Он был рукоположен в сан больше сорока лет назад, но не мог припомнить, чтобы за это время ему приходилось выслушивать подобное признание от десятилетнего ребенка.
Последовала долгая пауза.
– Потому что мама ненавидит меня.
Голосок Габриэллы был совсем тихим и срывался, но в нем звучала такая уверенность, что старый священник невольно вздрогнул.
– Мать не может ненавидеть свое дитя, – промолвил он наконец. – Бог никогда бы этого не допустил.
Но у Габриэллы на этот счет было другое мнение. Она знала, что Бог допустил, чтобы с ней случилось много стыдных и гадких вещей, которые он никогда не насылал на других. Почему – это было другое дело. Быть может, она была такой плохой, что истощила даже его долготерпение, а возможно, Бог тоже ненавидел ее, хотя здесь, в монастыре, верить в это было труднее.
– Я знаю, что мама ненавидит меня. Она сама мне сказала.
Священник еще раз повторил, что этого не может быть, и Габриэлла перешла к другим своим грехам. По окончании исповеди ей было велено десять раз прочитать «Славу Деве Марии», с любовью думая о маме. И Габриэлла не стала спорить. Она только еще больше утвердилась во мнении, что она – страшная грешница, раз даже священник не понял ее. И, главное, ничего с этим поделать Габриэлла не могла. Это было выше ее сил.
Подойдя к статуе