жили около двухсот монахинь и послушниц, причем большинство из них были не старше двадцати – двадцати пяти лет. Пожилых – ровесниц матушки Григории, было всего около полутора десятков, а совсем старых – и того меньше. Монахини преподавали в ближайшей школе или работали сиделками в одной из больниц. Разговоры за столом в основном вертелись вокруг медицины и смешных случаев на уроках, однако многие говорили и о политике или о простых домашних делах – начиная с того, как лучше приготовить тушеную морковь с чесноком и соей, и заканчивая кружевоплетением и шитьем.
Появление Габриэллы не осталось незамеченным, но внимание, проявленное к ней обитательницами монастыря, не было тягостным. К концу трапезы почти каждая из монахинь обменялась с ней шуткой, парой слов или просто улыбкой или приветливым взглядом. Даже самая старая сестра Мария Маргарита – та самая привратница, которую Габриэлла сначала приняла за ведьму, – подошла к ней, чтобы погладить по голове. Вскоре Габриэлла узнала, что, несмотря на устрашающую внешность, все в монастыре очень любили старую и мудрую тетушку Марию. В молодости, еще совсем юной девушкой, сестра Мария миссионерствовала в Африке и даже была ранена туземцами во время какого-то конфликта между племенами. В монастыре Святого Матфея она жила вот уже больше сорока лет и была высшим авторитетом в вопросах веры, благо Священное Писание знала назубок. В этом с ней не могла сравниться даже матушка Григория, на плечах которой лежали в основном хозяйственные и организационные заботы.
Но все это стало известно Габриэлле гораздо позже; сейчас же она только удивлялась – удивлялась всему, что видела вокруг. Она, которая всю жизнь была одинока как перст, вдруг оказалась в настоящей семье, состоящей из двух сотен женщин, каждая из которых относилась к девочке тепло и дружелюбно, как к младшей сестре. Это было так непривычно, что Габриэлла даже растерялась. Она не заметила ни одного злого или, по крайней мере, недовольного лица, и это тоже было неожиданно и странно. «Не могут же они все быть совершенно счастливыми. Так не бывает!» – подумала она и на всякий случай придвинулась поближе к матушке Григории, в которой по-прежнему чувствовала свою главную защитницу. После десяти лет жизни с Элоизой, больше всего напоминавшей хождение вслепую по минному полю, ей трудно было принять хорошее отношение как должное. Все ей казалось чуть ли не сном. И все же, с благодарностью кивая в ответ на добрые слова или называя свое имя, когда кто-то из сестер подходил познакомиться, Габриэлла уже чувствовала, что ей здесь будет хорошо. Одни имена монахинь – сестра Элизабет, сестра Аве Регина, сестра Иоанна, сестра София, сестра Юфимия, сестра Энди, сестра Жозефа – звучали для нее как райская музыка.
– Добро пожаловать к нам, Габи, – сказала ей сестра Лиззи – молодая красивая женщина со светлой гладкой кожей и большими зелеными, смеющимися глазами. – Ты еще слишком молода, чтобы быть монахиней, но Богу может потребоваться и твоя помощь.
А Габриэлла так растерялась, что не сразу