дни, прошли в муторном жевании беспокойных мыслей. Сдюжу ли? Доведу ли дело до логического конца? – нисколько не осознавая, что должно быть тем «логическим концом». Осознанным лишь являлся выбор платформы для путевого дневника, да и тот был обусловлен желанием реинкарнации – если писать, то только там, откуда погнали поганой метлой.
До отъезда не было нужды посвящать Сашу в свои планы. Рассказал уже там, на улице Браницкого, в самом центре сердца Подлясья, где мы сняли апартаменты. После незабываемого матча, после бессонной ночи, после нескольких выпитых бутылок пива, после четырёх с лишним тысяч написанных слов. Через несколько часов после публикации, пост уже был в «топе» – обстоятельство, предопределившее цель моего существования на ближайших два года.
Глава 6
… Март. Пробуждение. Сладко пьянила весна, лихо вступившая в свои права ещё в феврале, и безудержно обдавала порывами свежих чувств. В унисон с природой пробуждались и мы – обласканные теплом стоявших дней, изнеженные янтарными лучами солнца, в сердцах набухали и распускались почки разнузданных, свойственных юности страстей. Одурманенные воздухом свободы, словно годами не знавшие воли, неизменно отряхивая с себя прах однообразных будней, мы жадно проживали каждое воскресенье. Мы – с рюкзаками, с термосом, наполненным терпким кагором, с твёрдым желанием преодолеть себя, – садились в автобусы и поезда и упрямо неслись навстречу очередным приключениям, наматывая килоленты вешних просторов на катушки нашей молодой жизни. Мы были неистовы. Нас ничто не могло остановить. И даже Сашин быт, который она так старательно упорядочивала последние годы, оковывала вечной мерзлотой опостылевших планов и графиков, не стал преградой, поддался моему напору, дал трещину и окончательно рассыпался. Шурка нисколько не противилась, потому что ясно чувствовала, как где-то глубоко внутри себя, под кошмой лежалого снега робко пробивался росток авантюризма. Собственно, наша жизнь и была авантюрой. Может быть, поэтому мы с Сашей ещё в начале пандемии буднично перенесли хворь, будоражившую миллиарды людей, и как ни в чём не бывало продолжили разъезжать дальше. Мы были счастливы. Мы были едины. Потому что любили одно и то же… меня.
Весна сменилась летом. Постоянные поездки к этому времени ощутимо притупили чувство восторга, о былой остроте ощущений приходилось лишь сладко вспоминать, из раза в раз просматривая на парах фотографии минувших странствий по городам страны. И даже сочная изумрудная зелень богатой природы, способная принарядить даже самый серый захудалый городишко, вяло восхищала замыленный глаз. Как это ни прискорбно было осознавать, но наши путешествия постепенно превращались в рутину. Саше приходилось особенно тяжело. Всё больше и чаще подступала раздражительность. И без того не приученная к скитальческой, полной лишений жизни, с нескончаемой чередой прокуренных, облёванных и обоссанных тамбуров и туалетов, грязных, потрёпанных сидений,