я считал глубокомысленным, а ты – «ничего необычного». И ты обязательно купишь эту книгу, сколько бы она ни стоила, ведь «столько воды уже утекло да и простила я его давно», а любопытство-то распирает: что же такого написано в ней. И только когда увидишь её реальный ценник, внутренне усмехнёшься – для тебя это будут сущие копейки. Впрочем, для тебя любая моя прихоть считалась копеечной, а я этим бесстыже пользовался, живя по формуле извращённой «любви»: насколько скупой я был в чувствах, настолько щедра ты была в деньгах. За это тоже прости.
А что до моей новой фамилии, Саша, то я её решил сменить на девичью мамину. И без того натянутые отношения с отцом – ты часто меня упрашивала стать к нему ближе – после известных событий окончательно прекратились: он отказался от меня, а я отказался от его фамилии. Но тебе это, наверное, не будет интересно.
Не хотелось бы на грустной ноте заканчивать нашу с тобой главу, Саша, но, видимо, на другой, более позитивный конец я не способен. Как всегда.
Прости…
Глава 4
Игорь Борисович жил в квартире напротив моей. Успешно жил и, казалось бы, не тужил, покуда, как и большинство из нас, не был болезненно сбит с ног стремительной чередой печальных событий рокового двадцатого года. Жизненные трудности не страшили моего соседа, напротив – закаляли характер, делали сильней, но, несмотря на внушительный жизненный опыт, Борисыч вдруг оказался ментально не готов к масштабу глобальных, непредвиденных проблем, которые он по собственной воле взвалил на свою седеющую голову. Нет, никого из близких он не терял, потому что терять, по сути, было некого, но почему-то лобовое столкновение с изменившейся реальностью оказалось не в его пользу. Я тогда и предположить не мог, что двадцатый год изменит его жизнь до неузнаваемости. Как бы парадоксально ни звучало, но в надежде сохранить совесть чистой и остаться человеком, Борисыч выбрал другой образ жизни, который ошибочно принял за дауншифтинг, – пьянство. Добровольно (с волчьим билетом) ушёл с высокооплачиваемой работы и так же добровольно сел на стакан. Даже средний возраст, после которого крайне тяжело найти нормальную работу, не стал преградой. Новая жизнь стала бить ключом…«по голове рожковым гаечным на пятьдесят два» – как однажды на трезвую иронично пошутил мой сосед, – но больше, конечно, жизнь била Борисыча по печени. Он и до этого мог махнуть рюмку-другую, но выпивохой никогда не был – имел вкус и знал меру. Да и работа сильно ограничивала его свободу – не сильно-то разгуляешься, когда занимаешь руководящую должность на автозаводе. Редкую субботу Борисыч бывал дома и посвящал себе любимому, но в основном был безальтернативно верен покинувшему школьную скамью и перешедшему на капиталистический лад завету Ильича: работать, работать и ещё раз работать. С понедельника по пятницу – с семи до семи, а вот трудовая суббота Борисыча напрямую зависела от времени трансляций матчей АПЛ по пятому каналу. Собственно, английская премьер-лига и послужила