снова ехать в нашу глушь на поправку!
– По-вашему, я захочу вернуться сюда, только если опять занедужу? – с улыбкой успокоил он ее. – Скорее опасаться надо другого: вы приняли меня так радушно, что теперь вам будет от меня не избавиться.
– И славно! – обрадовалась хозяйка. – Тогда тем более берегите силы, не переутомляйтесь. Надеюсь, вы и впредь возьмете себе за правило каждое утро выпивать стакан свежего молока – по мне, это лучшее лекарство; можно добавить в него ложечку рома, говорят, это очень полезно… Мы-то рома в доме не держим.
Я привез с собой дух неустанной производственной деятельности, по которой мистер Холдсворт, должно быть, уже стосковался. После недельного отдыха в деревне он не мог наговориться со мной, и во время одной из таких бесед я заметил, что Филлис смотрит на нас с печальным любопытством. Поймав на себе мой взгляд, она отвернулась и густо покраснела.
Вечером у меня состоялся короткий разговор с пастором. Чтобы не сидеть в одиночестве (миссис Холмен сомлела над своим рукоделием, а Холдсворт давал урок итальянского Филлис), я вышел на дорогу, ведущую в Хорнби, и решил пойти навстречу мистеру Холмену, который всегда возвращался домой этим путем. Слово за слово – и не без моей подсказки – речь зашла о моем товарище, гостившем на ферме.
– Да! Он мне нравится! – с расстановкой, словно взвешивая каждое слово, произнес пастор. – Нравится. Надеюсь, я не обманулся в нем, хотя меня немного пугает, что я так легко поддаюсь его чарам. Он способен увлечь меня – вопреки, так сказать, трезвому голосу рассудка.
– Мистер Холдсворт – хороший, достойный человек, – заверил я. – Отец высоко его ценит, да я и сам могу это подтвердить. Я не привез бы его к вам, если бы опасался, что он будет тут не ко двору.
– Да, – задумчиво отозвался пастор, – он мне нравится. Думаю, он честный человек. Иногда его речам не хватает серьезности, но говорит он так, что поневоле заслушаешься! Давно почившие Гораций и Вергилий вновь оживают, когда он рассказывает о своих путешествиях по странам, где они творили и где по сей день, если верить ему… Но это дурман, как после бренди – глоток, потом еще и еще… Слушаешь и постепенно забываешь о своем долге, обо всем забываешь! В прошлое воскресенье мы вечером позволили ему увлечь себя беседой на сугубо мирские темы, неуместные в такой день, когда надобно думать о Боге.
К тому времени мы подошли к дому, и разговор прервался. Но чуть позже мне представился случай убедиться, что мой друг, сам того не ведая, обрел колдовскую власть над всем пасторским семейством. И немудрено, ведь его жизненный опыт был намного шире и разнообразнее, чем у них, а рассказывал он о своих впечатлениях удивительно просто, непринужденно и вместе с тем так увлекательно, что никакой другой рассказчик ему в подметки не годился! Еще он то и дело хватался за карандаш и на любом клочке бумаги набрасывал рисунок, поясняющий его слова. Это могло быть что угодно – устройства, применяемые в Северной Италии для подъема воды; тележки развозчиков вина; волы, пинии, все на свете. (Рисунки, после того как мы их рассмотрели,