Папа скрылся в ванной, Борька вошел в комнату. Увидел множество икон, блестящих окладами в полумраке, шторы задернуты, и красивую девушку, молодую, не ту, что раньше, гораздо моложе. Она сидела в огромном кресле, в коротеньком халатике, и курила длинную сигарету. Лет двадцать ей? Вряд ли больше. Кто она, как с ней знакомиться? Непонятно.
– Здравствуйте, – сказал Борька и смутился. Она кивнула, и затянулась сигаретой. Девушка была слишком красивой, пожалуй, красивее Нины. Впервые видел такую девушку. Проклятое смущение. Тело налилось свинцом, и он присел на краешек софы. Куда отец делся?.. Любовница, кто еще, если в халате с утра. Ноги голые. Низенький столик заставлен бутылками, рюмками и фужерами, блюдца грязные, ясно, пьянка была. В кочегарке тоже так. Мужики с вечера пьют, а утром бардак, смотреть противно. Наконец, появился Ломов, одетый в спортивные брюки и рубашку.
– Не познакомились еще? – он обращался к девушке. – Это мой сын, Борис.
– Карина, – в девушке проснулся символический интерес, она улыбнулась.
Так они и познакомились…
В присутствии девушки Борьке не хотелось выглядеть недоумком, и он сказал, что окончил десятилетку, приехал поступать, а куда, еще не решил. На самом деле он учился в вечерней школе, поездил в район, да и бросил, а в город приехал на встречу с Пашкой, по воровскому делу. Бывшие одноклассники, сдав экзамены и получив аттестаты, поступали в институты и техникумы, а он преуспел в копании могил и в драках с городскими студентами. В кочегарке его окрестили Борька Лом, к тому же он вытянулся до приемлемого роста, оставаясь при этом худым и жилистым, только плечи, несоразмерно развитые, напоминали эполеты, торчали вверх. Одевался он, как большинство парней в его возрасте, джинсы, кроссовки. Короткая стрижка и закопченное от работы на воздухе лицо дополняли облик, еще скулы выпирали, кожа да кости. В общем, приехав в город, Борька надеялся, что выделяться среди городских парней не будет.
Пашку решил отыскать вот по какому поводу. По нераскрытой краже из магазина, проведенной ловко и с размахом, да еще на машине, Борька сразу сообразил, что Пашка действовал не сам по себе, а в составе воровской шайки, имеющей четкую организацию, именно это и требовалось. Ему не просто надоело могилы копать. По деревенским парням и мужикам он видел, что его ожидает. Нищета и пьянство. А в стране идут перемены, съезды шумят, оставаться на обочине не хотелось. Если менять жизнь, то ломать ход событий надо сейчас, сегодня, а может, и вчера. Учиться он не хотел, неинтересно, а что делать? С Пашкой связался через его мать, с которой встретился возле колодца крытого, специально подгадал, чтобы не на улице. Борька знал, что напомнить о себе следует не требованием ста рублей, которые в результате реформы мало стоили, а предложением нового дела. Он так и сказал Клюевой:
– Передайте Паше, есть дело.
Та будто не услышала, однако через пару дней тут же, снова у колодца, куда он спешно подошел, шепнула, что Пашка будет ждать его на вокзале в ближайшее воскресенье, возле телеграфа, в четыре