престол с триумфом взошла дочь царя Петра Елизавета. Она вернула из ссылки Бирона и его родных, дозволив им поселиться в Ярославле. Возвратился также и Василий Яковлевич Новосильцев – его имения даже не успели конфисковать.
Филиппу повезло меньше – на пути их с женой следования к месту ссылки вспыхнула эпидемия оспы. Болезнь эта лютовала в Сибири уже полтора столетия, но в ту зиму имела особо тяжелую форму. Новосильцевым пришлось остановиться в небольшой остяцкой деревне, потому что неожиданно занемог их кучер. Вскоре он умер, но от него заразилась Луиза, а потом болезнь перекинулась на жителей села и начала с молниеносной быстротой опустошать деревенские дома.
Остяки прежде оспы не знали, заболевшие вымирали от нее поголовно, еще здоровые бежали от заразы, неся ее своим соседям, и вскоре Филипп остался в селе один с умирающей женой на руках – его оспа не тронула, поскольку он переболел ею в детстве.
Когда Луизы не стало, муж растопил снег, обмыл ее тело и уложил со сложенными руками на широком дубовом столе. В мутившемся от горя сознании вертелось одно: страшная болезнь боится огня. Обложив избу сухими ветками, он поджег их, но пламя долго не хотело разгораться. Наконец языки его взмыли к небу, а Филипп, глядя на черные клубы дыма, громко читал молитву, и слезы текли по его щекам, застывая на щеках льдинками. Потом он долго бродил по опустевшей деревне, поджигал избы, где находил покойников, и вновь молился. В горле у него першило от дыма, но ему казалось, что голос его взлетает до небес.
Лишь летом на деревню случайно набрели охотившиеся поблизости вогулы и обнаружили одиноко бродившего средь пепелища истощенного и обросшего бородой безумца, в котором кто-нибудь вряд ли узнал бы блестящего молодого человека Филиппа Новосильцева. Он не мог объяснить, чем питался все это время, забыл даже свое имя – потрясение оказалось слишком велико. Вогулы по воде переправили потерявшего память русского к уединившимся на одном из островов монахам-скитникам и вверили их заботам.
Рассудок и память вернулись к Филиппу Новосильцеву лишь спустя три года, и он объяснил скитникам, что хочет попасть в Томск. Когда мороз сковал реки, проезжие охотники доставили его до Нарыма, а оттуда власти помогли добраться до Томска. Настоятель Алексеевского монастыря Герасим, узнав о злоключениях Новосильцева, просил возвращавшихся из Китая купцов помочь молодому человеку добраться до родных мест.
Между тем, еще в 1743 году в столицу пришло известие о гибели молодых супругов Филиппа и Луизы Новосильцевых во время пожара в остяцкой деревне. Василий Яковлевич погоревал о сыне и спустя год отошел в мир иной, так и не узнав, что Филипп жив. Свои кохомские деревни он завещал другому сыну Александру, женатому на княжне Лобановой-Ростовской. Что же касается имений, принесенных мужу в приданое девицей Луизой Бирон, то за смертью владельцев они отписаны были в казну, а затем пожалованы императрицей молодому графу Петру Александровичу Румянцеву.
Когда Филипп Васильевич воротился из Сибири,