чужое имущество и незаконно им пользовались.
Николай Устинович криво усмехнулся и пожал плечами.
– После смерти батюшки моего я к вам в Москве не раз заезжал. Ты тогда уже в сознание вошел, а отец твой Комерц-коллегию возглавлял. Так что ж он меня за свое имущество к ответу не призвал? И вы с отцом и братом Сашкой однажды у нас в Мелихово останавливались, что ж отец твой назад своего не потребовал? Мог бы ты понимать, что он не позволил бы ни мне, ни матушке моей ни имением, ни доходами с него пользоваться, коли не было б на то законной сделки.
– Позвольте, – сердито возразила Елизавета Даниловна, знавшая о тяжбе с имением, – почему вы нас в нечестности обвиняете, а сами купчую предъявить не смогли, фальшивый документ представили? Не муж мой, а судьи решали.
Буравя ее насмешливым взглядом, Николай Устинович поднялся.
– А вас, кузиночка, я ни в чем не обвиняю, жалею только. За грехи виноватых всегда неповинные расплачиваются.
Он ушел, а Елизавета Даниловна долго плакала, повторяя мужу:
– Боюсь я, ой, боюсь! Чует мое сердце, накличет этот человек беду на нашу голову!
Теперь, каждый раз заходя в церковь, она ставила свечку перед образом Богородицы и молила защитить семью от несчастий. Постепенно визит Николая Устиновича стал забываться, хотя полного облегчения Новосильцевы так и не ощутили. Тем не менее, жили они неплохо, между супругами царили любовь и согласие, рождались дети. Государыня Елизавета Петровна, помня о своем сватовстве, не оставляла семью Новосильцевых вниманием, и для них открыты были двери лучших домов Петербурга.
Разумеется, Филипп Васильевич понимал разницу между прежним своим состоянием при жизни отца и нынешним, но он делал все, чтобы в будущем обеспечить достойную жизнь сыновьям и дать дочерям приданое. В пятьдесят третьем он истратил оставшуюся часть денег из приданого жены на покупку у князя Голицына усадьбы в Москве, а спустя несколько лет продал ее с большой для себя выгодой.
Они с женой хотели купить две соседних с Мелиховым деревни, принадлежавшие живущей заграницей баронессе фон Гевден, но та колебалась, решая, какое из своих имений отдаст за подраставшей дочерью. В течение нескольких лет Новосильцевы состояли с баронессой в переписке. Закончилась Семилетняя война, умерла императрица Елизавета, и после переворота пришла к власти Екатерина Алексеевна, а баронесса все тянула и тянула. Наконец, в конце 1763 года, выдав замуж дочь, она написала, что согласна продать землю и назвала цену.
Новый год начался с несчастья – в январе на Исакиевской улице загорелись деревянные постройки, и огонь от них перекинулся на дом Новосильцевых. Нянька Марья успела вынести годовалых девчушек-близнецов, Филипп Васильевич, почуяв дым, бросился в комнату сыновей, трехлетнего Вани и четырнадцатилетнего Захари, а жене крикнул бежать за старшими девочками. Однако вывести дочерей Елизавета Даниловна не смогла – крыло дома, где жили барышни, пылало, из спальни неслись отчаянные крики двенадцатилетней