оттого ему выделена стирендия из фонда княгини Кантемир для изучения медицины в Страсбурге. Так хорошо ли будет бездарному молодому человеку получить субсидии наравне с самыми одаренными и трудолюбивыми сынами России?
Иван Иванович отвел глаза и тяжело вздохнул – отказ императрицы был справедлив.
– А что же о дочерях Новосильцева, ваше величество? – спросил он. – Я готов содержать этих девочек в Воспитательном обществе на свои средства.
– Решаю я это прошение удовлетворить, определить дочерей Новосильцева в Воспитательное общество благородных девиц при Смольном на казенный счет. Пусть отец отошлет их нынче же, поскольку им уже исполнилось шесть. О старшем сыне Захаре Новосильцеву в прошении отказать. Пусть послужит отечеству в армии или на статской службе, это принесет ему больше пользы. Скажи, разве неверны мои суждения, отец?
Подняв покрасневшие от усталости глаза, Бецкой встретился взглядом с императрицей и вздохнул.
– Ты права, дитя мое, – ответил он, употребив обращение к государыне российской, которое позволял себе, лишь будучи с ней наедине.
Глава пятая
Князь Трубецкой дал своему любимому внебрачному сыну все, что мог – богатство, блестящее образование и… половину своей фамилии – Бецкой. Передать ему имя и титул при жизни княгини было не в его власти, и юный Иван, зная это, никогда не показывал, как задевает его положение бастарда. Собственно говоря, он сильно преувеличивал значение сего деликатного недостатка своей родословной – в те года двери всех крупных и мелких европейских дворов были открыты для многочисленных незаконных отпрысков знатнейших фамилий.
Тем не менее, когда летом 1728 в Цербсте Бецкого представили герцогине Брауншвейг-Люнебургской и ее внучке Иоганне Елизавете, он в силу своей мнительности решил, что неприветливость высокородных дам вызвана словами назвавшего его имя офицера – «господин Бецкой, сын князя Трубецкого». В действительности же холодность на лицах принцесс была лишь маской, ибо как раз в тот момент, когда Бецкой, удостоившийся еле заметного кивка, с поклоном отступил назад, старая герцогиня, продолжая ранее начатую фразу, говорила внучке:
– …. или, например, этот русский дворянин, которого сейчас нам представили. Он молод и весьма недурен собой.
– Ах, бабушка, – сердито возразила ей шестнадцатилетняя невестка князя Ангальт-Цербстского, – я не понимаю, для чего мне осложнять себе жизнь!
– Дитя, поверь моему опыту, это единственный способ вернуть твоего супруга. Я постоянно твержу князю, что он должен вызвать своего кузена сюда или отправить тебя к мужу, но князь все время отделывается шутками.
– Я вовсе не желаю видеть Христиана Августа, бабушка, – чуть не плача взмолилась молодая женщина, – он стар, уродлив, и от него дурно пахнет! После нашей свадьбы я просила Бога послать мне смерть, и в том, что вскорости дела службы призвали моего супруга в Штеттин, я вижу ответ на свои молитвы.
– Дела службы! – вспылила