мне совершенно неясно, зачем он показывал мне эти стихи. Он опять довольно улыбнулся, провел указательным пальцем по странице и остановился на одном из имен, которое мне опять ни о чем не говорило. Успел, однако, заметить, как дрожала рука начальника при этом. Я опять пожал плечами, прочитав несколько строчек автора, на стихи которого он указывал.
– Это мои стихи, – сказал он, наконец, покраснев, – я публикую их под псевдонимом.
Этим сообщением он удивил даже меня, человека, которому показывали стихи в течение многих лет всякого рода люди, начиная от пастухов и кончая инженерами и врачами. Но чтобы чиновник, тем более глава большого ведомства как он, писал стихи и еще публиковал их, такого я еще не встречал. Что же он этим собирался мне сказать или же что он от меня хотел, было тоже не совсем понятно. Я продолжал глядеть на его стихи, и, уважения ради, решил их здесь же при нем прочитать, но только не вслух, конечно – вслух я читаю только свои стихи. Он все это время, стоя рядом со мной, тоже глядел на свои стихи и шепотом читал их. Я хотел немножко отойти от него, чтобы начальник не сразу понял мою реакцию на его стихи, но он ни на шаг от меня не отставал. Наконец я прочел их, закрыл газету и, не отдав ее сразу обратно, решил задать ему несколько отвлекающих вопросов.
– А Вы давно пишете стихи? – спросил я.
– Да, очень давно, можно сказать с детства, – ответил тот радостно, полагая, что его стихи мне очень понравились.
Потом рассказал, что раньше он не относил свои стихи в газеты или журналы, из-за неудобства, связанного с его работой, хотя всегда мечтал публиковать их. Он и теперь продолжает писать стихи, их у него даже больше, чем у какого-нибудь известного поэта, – несколько толстых тетрадей, – и он собирается постепенно отдавать их в печать. Когда я хотел вернуть ему газету, он отстранил мою руку и попросил, чтобы я прочел его стихи дома, внимательно, а не как сейчас, второпях; тогда я, может, почувствую глубину его души. Пришлось согласиться, хотя, чтобы оценить стихотворение, мне не нужно читать его несколько раз. Часто даже хватает нескольких строчек. Несмотря на это, я прочитал дома его стихи еще несколько раз. И не для того, чтобы оценить их, а чтобы найти в них хоть что-нибудь; мною двигало желание сказать ему потом хотя бы пару утешительных слов. Только в них я ничего так и не нашел. До того я ему обещал, что сам приду в управление милиции и расскажу свои впечатления от его стихов.
Нелегко мне было идти к нему, но пришлось. У дежурного милиционера, сидевшего за большим стеклом, от удивления глаза полезли на лоб, когда я сказал ему, что хочу видеть самого начальника. С отвращением глядя на мой почти бродяжнический вид, он попросил меня выйти на улицу и не мешать работать. Это мне и пришлось бы сделать, не заметь меня шофер начальника, случайно проходящий мимо. Быстро объяснившись с дежурным, он провел меня в кабинет своего шефа.
Узнав о моем приходе, начальник милиции встал с места, встретил меня почти у дверей, обняв за плечи, и посадил