встала, с силой потёрла лицо руками. Мутило, хотелось настежь распахнуть окно и втянуть полной грудью промозглый осенний воздух. В соседней комнате ходил из угла в угол Андрей с Эллой на руках. Осторожно покачивал, что-то мурлыкая под нос.
– Ты чего встала? – шёпотом спросил он, заметив её в дверях. – Мы пока справляемся. Иди, ещё полежи.
Регина благодарно кивнула. Но не вернулась в спальню, а зашла в дверь напротив.
Лампочка в ванной вспыхнула тускло-жёлтым светом. Но даже такой слабый, он раздражал уставшие глаза. Регина оглядела себя в зеркале над раковиной. Поморщилась. Ну и видок. Лицо осунулось, побледнело. Под глазами тёмные круги. Волосы растрёпаны и уже видны отросшие корни. Пора бы в парикмахерскую. Нужно приводить себя в порядок.
На столе в комнате лежало письмо. Полгода назад она оставила свой адрес в отделе кадров центральной городской газеты. Давно хотелось сменить работу фотокорреспондента в заштатном листке на что-то более приличное. Сегодня ей ответили. Это был шанс. Возможно, первый и последний. От таких не отказываются.
– Я хочу работать, – сказала она отражению в зеркале. «Ты просто хочешь сбежать», – скривилось оно в ответ.
Она снова поморщилась, помотала головой. Плеснула в лицо холодной водой из-под крана. Четырехмесячная Элка плакала практически без перерыва. Днём она ещё хоть как-то успокаивалась на руках, а вот по ночам ничего не помогало. Андрей и Регина укачивали её по очереди, давая друг другу по паре часов сна. Свекровь, помогавшая первое и второе время, уехала месяц назад. Регина уставала. Дочь заполнила собой, своим присутствием и ощущением весь дом. В нём поселились непривычные вещи, новые запахи и звуки. В нём образовалась особое настроение, присущее только местам обитания новорождённых детей. Дочь часто, когда не спала и не плакала, пристально, внимательно наблюдала за Региной. Под этим взглядом та терялась и почему-то нервничала. Она никак не могла привыкнуть к ребёнку. К тому, что их теперь здесь трое. К тому, что мир теперь сфокусирован в центре кроватки и вокруг него вращается. Она боялась брать Эллу на руки, боялась возиться с ней и злилась на собственные страхи. Андрей ничего не боялся. Словно это не первый ребёнок в его жизни. Ловко перебрасывал пищащий кулёк с руки на руку, лихо пеленал, за пять минут укладывал спать. Он был непробиваемо спокоен, и это спокойствие успокаивало и ребенка.
– Привыкнешь, – посмеивался он над Региной.
Та только морщилась. Её раздражала собственная беспомощность. И с каждым днём она всё больше и больше злилась. Злилась на бесконечные пелёнки, развешанные по всей квартире, так как в крошечной ванной места им было мало. И на путающиеся под ногами тазики с замоченным перепачканным детским бельём. И на беспокойную хнычущую дочку. И на невозмутимого мужа, который успевал и с ребёнком посидеть, и в магазин сбегать, и даже пол помыть. И на себя. Просто так, за всё и сразу.
Ночь