жизнь у совсем юной девушки, а затем набросился и на парня. Когда очередное безжизненное тело упало к его ногам, он почувствовал небывалый прилив сил и только теперь осознал, что натворил, но сожалеть было поздно.
– Так-то лучше, Шейн! Силы тебе понадобятся, а теперь пойдём, – Бастиан кивнул страже.
Они схватили его за предплечья с обеих сторон и повели вслед за старейшиной. Шейн не собирался сопротивляться, он по-прежнему был шокирован тем, что не смог сдержать себя и погубил невинные души. Теперь он понял, что от человечности в нём не осталось и следа, а то, во что он превратился, ненавидел!
Его привели в подземелье, в центре которого возвышались широкие столбы с высеченными на них письменами и рунами, окутанные цепью с кандалами. Само помещение напоминало пещеру, а запах сырости и палёной кожи неприятно бил по носу. Его подвели к центральному столбу, и, когда он понял, что его хотят приковать, стал вырываться. Неожиданно кто-то с невероятной силой прижал его грудью к сырому камню, словно букашку, и сковал цепями, заставив руками обхватить необъятный столб. За спиной послышался зычный голос князя, и ледяным тоном он прошептал на ухо:
– Не нужно сопротивляться, Шейн, это лишь часть посвящения в мой клан. Тебе нужно гордиться, ведь я выбрал тебя на роль лидера! Ты моё творение и мой раб. А теперь приготовься, будет очень больно!
Князь одним рывком разорвал рубашку надвое, обнажая спину новообращённого. Затем ему поднесли чашу с неизвестным содержимым, и, прокусив своё запястье, он позволил своей крови стечь в неё. Смешиваясь, субстанция забурлила. Запахло гарью, кровью и удушающими травами. К Шейну подошёл Бастиан и предложил закусить толстую пластину из кожи, предупредив новообращённого о нестерпимой боли. Шейн послушал его совета и кивнул старейшине. Грубый и шершавый кусок кожи коснулся языка. Мышцы спины и рук напряглись, когда он почувствовал, как на его спине стали наносить рисунок. Сначала он ничего не чувствовал и позволил себе немного расслабиться, но внезапно запахло палёной кожей, и его прожгла пронзающая боль. Она всё нарастала, и клыки впились в кусок грубой кожи, прокусывая её насквозь. Сжимая руки в кулаки, мышцы были напряжены настолько, что казалось, цепь не выдержит под их натиском. Кусок кожи, зажатый в зубах, выпал изо рта, а из дрожащих губ сорвался дикий крик, эхом отскакивая от каменных стен. Спина Шейна горела адским пламенем. Ему казалось, что кожа обуглилась, регенерировала и снова лопалась и так по кругу. Один из старейшин продолжал вырисовывать знак клана, нанося бордовую субстанцию, которая впитывалась через кровоточащие раны, давая чёрный оттенок клейму. Тело и разум отказывались быть сильными, а когда от нестерпимой боли он едва не потерял сознание, всё закончилось. На рану нанесли прохладную кашицу с едким запахом, и боль отступила, расслабляя напряжённые мышцы парня. Но когда князь зашептал что–то на неизвестном языке, выжженное клеймо вновь дало о себе знать. От этой мучительной пытки, будучи человеком, он давно бы умер от болевого шока, но сущность вампира даже на