они маршировали в темноте на месте, отбивая шагами по мостовой чёткий ритм своих стремлений.
Когда совсем почти стемнело, в черноте ночи под бой барабана зажгли факелы, и с ними началось шествие по улицам старинного города.
Я стоял и смотрел на всё это, я смотрел и видел и видел совсем другое и, скажу честно, мне стало очень страшно. Это чувство не передать словами, но я попробую, перед этой марширующей толпой с речёвками я ощущал животный страх, страх загнанного, запуганного зверя, и это тоже будет не совсем точно, тот страх острее, как нож попадает по кости зазубринами.
Когда я возвращался, по нашей узкой мощеной улочке к себе навстречу показались двое подвыпивших факельщиков, наверное, отстали от своих.
Шатаясь, они орали песню и при этом били тростями по водосточным трубам, чуть ближе ко мне со звоном разлетелось стекло подвального окна.
Я пошёл прямо на них, я шёл прямо и молча, сжав руки в карманах в кулаки.
Ещё за два метра до меня они поспешно расступились в стороны, пропуская, я притормозил… и они стали извиняться, я просто остановился, а они сочли нужным извиниться передо мной за себя, за свой вид, за разбитое стекло. Я понимал каждое слово.
И в этот раз дело было не во мне, немцы стали такими, их воспитали такими, но они продолжали помнить о былом величии своей Германии.
Я закурил и так же молча пошёл дальше домой, дома ждала и волновалась Лена.
Эпизод 16-3. Другие берега. Париж.
Другие берега. Париж.
Резюме. Эпизод 16. Часть 4.
Париж. Впервые это слово я услышал в Купчино и не придал ему значения, услышал от кого-то из мальчишек на детской площадке. Мы копали песок, и один что-то рассказывал, но его перебили. Лёха тогда утром у отца папиросы втихаря вытащил, «Житан» какой-то, и мы пошли за гаражи, чтоб с окон дома не видно было.
Так я про Париж узнал, но не дослушал.
А запомнил я, потому что упал там, сандалькой зацепился и коленку разбил, мать ругала, потом шрам остался.
Больше не помню, чтобы оно мне встречалось где-то. У Высоцкого вроде ещё было про «она уже в Париже» и про головы беспечных парижан.
И вот мы ехали в Париж, Лена сидела рядом, положив мне голову на плечо, пыталась поспать, а я вспоминал.
Вспоминал, что меня связывает с этим городом. Оказалось немногое, совсем немногое из того, что у него было, лишь несколько могил на кладбищах Парижа.
Бодлер, Уайльд и Джим, Джим Моррисон, The Doors.
Джим был со мною рядом всегда, другие встречались, приходили, ненадолго влюбляли, разочаровывали, становились ненужными, забывались и больше не звучали. А Джим был всегда, с самого первого раза, как я услышал его голос с магнитной ленты и навсегда.
С самого первого моего сотового и до последнего у меня на звонке играет его песня, и когда она, бывает, звучит по радио, я тут же хватаюсь за телефон.)))
Джим был со мной всегда, когда мне случалось очень скверно, он пел, когда мне было чересчур хорошо,