крышей Ибрагим нашел воронку от взрыва авиабомбы.
А пока он жил теми счастливыми мгновениями, что подарила ему Лика, перебирал в памяти каждое произнесенное ею слово, каждый жест и не заметил вынырнувший из-за облаков вражеский штурмовик. Серая крылатая тень, слившись с горами, заходила на атаку. Руки сами рванули руль вправо, а нога ударила по тормозам. УАЗ крутнулся волчком, едва не опрокинулся и слетел на обочину под крону платана. Пулеметная очередь запоздало хлестанула по асфальту. Он выпрыгнул из кабины, кубарем скатился в кювет и, вжавшись в землю, ждал взрыва, но его не последовало. Летчик решил не размениваться по мелочам и выбрал более подходящую цель. Прошло несколько секунд – и со стороны Гудауты донесся залп зенитной батареи.
Выбравшись из кювета, Ибрагим отряхнул с себя пыль и сел за руль. Надежный трудяга уазик, послушный его руке, выжимал из себя все, что можно. До заступления на главный пост в республике – по охране председателя Государственного комитета обороны Абхазии – оставалось около двадцати минут. Сегодняшняя смена должна была стать седьмой по счету в его службе, но все могло закончиться еще на первой. При воспоминании о ней на лице Ибрагима невольно появилась улыбка. Сейчас произошедшее казалось забавным эпизодом, а тогда, полторы недели назад, ему было вовсе не до смеха.
В ту первую смену на пост номер один он заступил сам не свой. От волнения в памяти перепутались все инструктажи, которые в него усилено «закачали» Гембер с Емельянычем, и если бы не напарник – Джон Хутоба, то к концу дежурства можно было сойти с ума. От нервного напряжения к обеду голова трещала, как переспевший арбуз, а глаза слезились так, будто он часами смотрел на сварку. К концу дня в каждом входящем ему чудился замаскировавшийся террорист, и только присутствие добродушного Джона успокаивало разгулявшиеся нервы.
Смена подходила к концу, Емельяныч вызвал к себе Джона, и тут все завертелось. За воротами требовательно зазвучал сигнал, и через секунду во двор влетел заляпанный грязью по самую крышу ГАЗ-66. Он еще не остановился, а из него посыпались, как горох, бойцы в камуфляжке. Впереди всех несся квадратный, словно шкаф, подполковник с бульдожьей физиономией. Ибрагим решительно преградил путь и потребовал пропуск. Тот зыркнул на него, будто на пустое место, и лапищей попытался отодвинуть в сторону. Но не тут-то было, и тогда на Ибрагима обрушился такой рев, что заложило уши.
Он, за полтора месяца выучивший не больше сотни слов по-русски, из всего сказанного с грехом пополам понял, что кроме подполковника в штаб рвалась еще какая-то мать с кучей непонятных родственников, и продолжал упрямо твердить про пропуска. Тот взбеленился, и Ибрагиму уже ничего другого не оставалось, как применить не раз испытанный в уличных драках прием. Короткий удар коленом в пах – и подполковник, закрутившись волчком, затянул хорошо понятную даже немому букву «У-у-у». И только появление Джона остановило готовую вот-вот вспыхнуть перестрелку.
Ибрагим с теплотой вспомнил о Джоне, в душе