если?! Это же не в кадровый состав! Такое предложение в отделе фронта могут поддержать!» – зажегся Рязанцев новой идеей. «Зафронтовой агент! Тут нет никаких препятствий! Нет, говоришь? А вдруг не вернется? Нет, Прядко не тот человек! И все-таки мало ли что: нарвется на фрицев, погибнет и тогда, Паша, на тебя всех собак спустят. Вспомнят про показания Струка и обвинят, что матерого шпиона отпустил. Матерого? Ну если так рассуждать, то на хрена ты это место занимаешь. Надо рисковать, но с подстраховкой! Для начала отправить с заданием – провести войсковую разведку ближайших тылов фашистов, и не одного, а с надежным прикрытием, первый кандидат уже есть – Сыч, второго подыщем, а потом и решение примем!» – определился Рязанцев и снял трубку телефона.
Ответил дежурный:
– Слушаю Вас, Павел Андреевич.
– Где Прядко?
– Здесь! Внизу!
– Проводи ко мне!
– Есть! – коротко ответил дежурный, и из коридора донесся дробный стук каблуков.
Рязанцев собрал со стола документы и, сложив в сейф, прошел к столику, коснулся чайника – он еще не остыл, и заглянул в шкаф в поисках сахара. Стук в дверь отвлек его от этого занятия.
– Войдите! – распорядился он.
На пороге возник дежурный и доложил:
– Прядко, по вашему указанию, Павел Андреевич!
– Пусть заходит, и еще, Володя, скажи коменданту, чтобы сахарку подкинул, и если есть – свежих сухарей, а то у меня такие, что зубы сломать можно.
– Сделаем! – заверил дежурный и отступил в сторону.
Петр шагнул в кабинет, остановился у порога и исподлобья посмотрел на того, кто подписал роковую ориентировку, зачислившую его в разряд предателей, и затем пробежался взглядом по кабинету. Его отличали не привычная для фронтовой полосы чистота и порядок, лишнего в нем ничего не было. Видное место, как и положено, занимала святая для большевиков икона – портрет Сталина. В углу на разлапистой металлической треноге громоздился пузатый сейф.
«Сколько же в этом чертовом ящике несчастных человеческих душ томится?» – невольно подумал Петр и скосил глаза вправо.
Рядом с сейфом, на вешалке висели автомат, полевая сумка и плащ-палатка. От нее и до двери выстроился ряд разнокалиберных табуреток и стульев. Напротив, между двух окон, густо забранных решетками, стоял массивный, изготовленный из дерева, двухтумбовый стол.
«А как драпать будешь, если фрицы нагрянут? Зубами решетки грызть станешь?» – позлорадствовал Петр над хозяином кабинета и возвратился к нему взглядом.
Чистая, как с иголочки, форма, словно влитая, сидела на ладной фигуре Рязанцева. Свежий подворотничок отливал легкой синевой. Наглаженная на рукавах гимнастерка, казалось, рубцами резала воздух.
«Хлыщ кабинетный! Посмотрел бы я на тебя на передовой. Не утюжком, а своим брюхом землицу бы утюжил! Чистюля хренов! Д-а-а, не чета горлохвату Макееву – этот все нервы вымотает!» – пришел к неутешительному для себя выводу Петр и, вглядываясь в лицо