забыл о своем договоре с берами. Он ошибался.
– Хорошо! Передай своему повелителю, что клан придёт.
– Каррр!
Ворон сорвался с ветки и, набирая высоту, скрылся в темноте. Вождь ещё долго смотрел в след улетевшей птице, и на душе у него было не радостно. Клан был не многочислен. А уж теперь и вовсе мог исчезнуть с лица земли. Но клятва, есть клятва.
– Слыхал кум, Могута-то купец, свою новую житницу варягам отдал.
– А то! Могута – купец справный. Он не какой-нить арамейский купчина, который только и знает, что барыши с покупателя в три шкуры драть. Я вот месяц назад у него отрез шёлку для девок своих новый заказал, да малость не хватило. Я вишь на пацанёнка потратился – сладость купил малому, а вспомнил когда про шёлк, так поздно стало.
– Ну и…?
Два крестьянина ехали в телеге, запряжённой сивой кобылкой, и лениво беседовали, развалившись на сене, укрытом рогожкой. Лошадь мерно трусила по, насквозь знакомой дороге и не требовала ни каких понуканий со стороны людей.
Тот, кого назвали кум, лениво потянулся и выудил из-под сена кринку с квасом. Сделав пару крупных глотков, он протянул кувшин своему приятелю.
– Вот и ну! – ответил кум, вытерев усы, – Так Могута мне и сказал, когда в Китеж снова поедешь, мол, тогда и вернёшь. А сейчас мол, не переживай. Свои люди, росы, мол. Стало быть, верить друг дружке должны, а иначе напастей всяких накличем, коли, веры никому не будет. Так и сказал. Хороший муж.
– Э, не скажи, кум. Могута, хоть и кажется щедрым, да своего всё одно не упустит. Ежели всем в долг давать станет – сам по миру пойдёт.
– Тута ты прав, конечно, – кум почесал подбородок, – Я вот как мыслю. Вот, ежели, Могута к тебе отнёсся так, по доброму…, то к кому ты снова пойдёшь за товаром? К нему, али к кому другому?
– Ну, к Могуте, разумеется. К кому ж ещё.
– Вот! – кум поднял палец, – И, стало быть, чем больше к Могуте люду ходить будет, тем больше он продаст. И тем лучше у него дела идти будут. Я вот так мыслю.
Кум замолчал и уставился в небо, развалившись на рогожке и лениво отмахиваясь от назойливой мошки. Второй задумчиво почесал живот под рубахой, поправил намотанные на облучок вожжи и снова повернулся к куму.
– А помнишь кум, как на зимних проводах, мы вашу ватагу в озеро загнали?
– Нашёл, что вспомнить! С вами ж тогда, Ратибор был.
– И что, что Ратибор? Вас тогда, сколько было-то, а?
Весной, когда провожали зиму, в Китеже на ярмарочных гуляньях, завязалась традиционная потеха, стенка на стенку. Хмельной народ, разделившись на две ватаги, схлестнулись на кулаках на льду озера. Одетые в тяжёлые шубы и тулупы, разгорячённые бойцы от души лупили и валяли друг друга в снегу, под озорные крики и улюлюканье зрителей. Человек триста тогда набралось с обеих сторон. В тот раз ватага, в которой был кум, проиграла потасовку. Половина сражающихся ухнула в воду, когда лёд не выдержал такой массы народа и треснул сразу в нескольких местах.
– Ты сам-то, Борко, тогда в воде вместе со мной барахтался. Али забыл?
– Так