говорит, на свадьбу для славной дружины молодого Труворовича. Чай защитниками городскими станут, в дружину княжескую вольются, стало быть, не чужие уже, а китежские. А я, говорит, не обеднею.
– Ну, добро, коли так.
– Ну, что, поспеваем, княже?– воевода пригладил усы, оглядывая кипящие работы мастеровых, строящих жильё для молодых.
– Поспеваем. Даже не верится, воевода, что дочь замуж скоро выйдет. Только вот малая по двору бегала, а, поди, ж ты…, невеста! Почитай совершеннолетняя уже, седмицу только переждать и осталось.
Воевода кивнул.
– Ольгерд-то тебя в сваты, небось, заприметил?– князь, усмехнувшись, поддел Ратибора локтем. – А, друже?
– А, то! – Ратибор усмехнулся в усы.
Седмицу спустя, почитай, чуть не с раннего утра, к княжьему двору начал стягиваться народ. Все пришли по такому случаю, приодевшись во всё лучшее и праздничное. Во дворе детинца перед красным крыльцом стояли, и дружинные и простой люд. Места занимали чуть не с вечера, но всё равно всех желающих двор вместить не мог: забрались даже на тын и сторожевые башни, ребятня, так и вовсе оседлали ближайшие крыши. Тем, кому во дворе места не хватило, расположились перед крепостцой, заняв все прилегающие улицы. Остальные улицы и внутри и на выселках словно вымерли, даже тех, кто сам идти не мог, принесли.
Князь сидел в своих палатах, приодевшись, как подобает князю в таких случаях. Расписная белоснежная рубаха лучшего заморского шёлка, добротные штаны заткнуты в узорчатые сафьяновые сапоги. Позади и по бокам князя сидели его ближники и старосты посадов, да окрестных деревень и хуторов, что приехали в город по случаю праздника, все, как и князь, в праздничных одеждах.
Самих-то молодых, ради коих собственно всё и было затеяно, видно нигде не было. Они в данный момент по своим светёлкам сидели, в одиночку ожидая, что там старшие решат. Хоть и знали, чем всё закончится, но волновались всё ж, как без этого.
В двери, пригнувшись, ступил воевода Ратибор, сменивший кольчугу на дорогой атласный кафтан, подпоясанный расписным кушаком. Следом за ним вошли остальные сваты, в числе коих был и купец Могута. Двое варягов внесли тяжеленный сундук.
– Добро тебе, князь! Добро вам, старейшины!– Ратибор и остальные вошедшие, низко поклонились сидящим князю и старостам.
– И вам того же, люди добрые, – в глазах князя плясали весёлые огоньки.
– Ведомо ль, тебе, княже, с чем мы пожаловали?
– Ой, не ведомо. Поведайте же, люди добрые.
И хотя все присутствующие прекрасно знали, что привело воеводу, но, стараясь сохранить невозмутимость на лицах, всё ж не могли удержать в глазах пляшущее веселье. Как бы ни известно, да решено, всё было за ранее, обычай надобно соблюдать.
– Слыхал ли ты княже, об Ольгерде, сыне Трувора?
– Слыхал, как не слыхать. Справный витязь.
– Послал он нас к тебе, князь, чтоб от имени его просили мы у тебя, Ярослав, сын Мстислава, руки дочери твоей – Марьяны. И шлёт он тебе для выкупа за неё виру богатую, – по знаку Ратибора,