не расскажу, не видал, – бросил Милорадович небрежно, заметив, как вспыхивает надеждой детский взгляд. – А про московский или как Смоленск обратно брали…
– Идемте же, граф! – взмолился Шаховской. – Прохладно в коридоре стоять, а Николка вцепится, так уж не отстанет!
В кабинете князя, в покойном кресле, Милорадович едва не задремал с недокуренной трубкой в руке. Хорошо! Кресло, печное тепло и душистый табак, а князь еще и глинтвейн обещал. Растаяли тени промороженного Петербурга и непростых разговоров с Остерманом, и будто вернулись давние времена, когда они с кузеном Гришкой шатались в Сочельник по узким улочкам Кенигсберга в распахнутых студенческих шинелях. На каждом углу торговки орали: «Glühender Wein!», а мальчишки считали гроши и отчаянно боялись опьянеть – прежде не пили крепкого. Несколькими годами позже, в Геттингене и в Страсбурге, они с кузеном уже для забавы товарищей до первой звезды садили гопака на площадях, распугивая припозднившихся бюргеров и местных привидений, но в первое Рождество за границей были малы и опасались всякого неприличия.
Его совсем сморило, когда в подступающий сон ворвался знакомый вежливый голос:
– С прибытием, ваше сиятельство. Заждались вас.
Милорадович с усилием разлепил глаза. Кружку горячего вина ему протягивала актриса Ежова, свет очей Шаховского Катерина Ивановна, а за ее плечом возвышался военный, которого он помнил еще темнокудрым молодым адъютантом с античными чертами лица и спокойным внимательным взглядом. Впрочем, с тех лет взгляд monsieur Киселева остался прежним, разве что прибавилось уверенной определенности, а пролегшие среди кудрей залысины сделали еще выше умный лоб.
Пришлось встать, поцеловать ручки хозяйки и поприветствовать своего когдатошнего адъютанта, уже с год как произведенного в генерал-майоры.
– Bonsoir13, душа моя Павел Дмитриевич. Какими это вы здесь судьбами?
– Ради вас, ваше сиятельство, – склонил голову Киселев. – Вы не забыли о моей способности отыскивать нужное?
Способности Киселева лежали скорее в области чувствительности к неправде, но скрыть от него местонахождение кого или чего-либо и впрямь было всегда нелегко. Не зря же он теперь военным следователем подвизается.
– Да разве забудешь? И неужто опять с бумагами?
Киселев улыбнулся.
– Не с бумагами, конечно, однако вы правы – по делу.
Милорадович, досадуя, дернул галстук.
– Помилуйте, Павел Дмитриевич! Вечер, вино с пряностями, театральные красавицы – какие тут дела могут быть? Дайте хоть ненадолго забыть про счета, караулы, и что на Неве обвалился кусок набережной!
– Его сиятельство граф Михаил Андреевич истинно прав, и мы ждем вас в зале, господа, – вмешалась Катерина Ивановна с милой улыбкой, но Киселев даже бровью не повел.
– Мы не задержимся, damoiselle Egoff14.
Катерина Ивановна подмигнула в ответ и вышла, оставив их наедине, но Милорадовича покоробило. Хорошо, что тут нет Шаховского – князь трепетно относился к репутации своей любимой Ежовой, которая лишь по собственному почину не желала стать «смешной княгиней»,