а статуи возле широкой лестницы, ведущей на второй этаж, были похожи на мифических птиц-грифонов с мечами наперевес. Они, словно два стражника, охраняли ее от посторонних. Действительно, довольно оригинально, в стиле старинных замков времен Вальтера Скотта.
Очень понравилась Антону и меблировка. Кресла и стулья с изогнутыми ножками, полированные столы: один большой, посреди гостиной, а другой, его меньший брат-близнец, в углу комнаты, возле фортепьяно. Приглушенное освещение создавало атмосферу таинственности и способствовало концентрации мыслительных процессов. Последнее, пожалуй, занимало важное место в жизни Петра Петровича, ибо занимаемая им должность не прощала даже самой малой оплошности и требовала постоянной работы ума. А зазеваешься, упустишь что-то из виду, так поминай как звали – конкуренты только того и ждут. Воспользуются образовавшейся брешью, да и скинут туда же. Здесь, что и говорить, нужно быть всегда начеку.
Островский оставил своих гостей и лакея в гостиной, а сам отправился в кабинет, который располагался по соседству, чуть дальше по коридору. Престарелый слуга усадил Антона в кресло и помог снять пальто. Когда с верхней одеждой был покончено, принялся за рубашку.
– Ой, батюшки-батюшки, – запричитал старик, осматривая рану Антона. – Дай-ка я за йодом сбегаю, промокну разок. А то туда, небось, микробов-то этих, аспидов ядовитых, заползло немеряно. Сейчас, батюшка, сейчас.
И стремглав побежал куда-то наверх, видно, за йодом. Антон и Марго остались в гостиной одни. Граф не в счет, потому что отправился во двор на плохо слушающихся ногах давать какие-то распоряжения насчет своего экипажа.
– Скажите, вам больно? – Спросила Островская, присев на колени перед раненым и едва прикасаясь тоненькими пальчиками к больному месту.
Нет, Коврову совсем не было больно, как это ни странно. Наоборот, он ощутил приятную, сладостную дрожь. Но не в боку, а в животе. Она поднималась все выше и подкатила к самому горлу. Это было похоже на электрический разряд, будто вместо пальцев у девушки были высоковольтные провода. От этого прикосновения Антон даже подпрыгнул на месте.
– Ой, вам нехорошо, да? Неужели так больно?
Он хотел сказать, что все бы отдал за еще одно такое прикосновение и за те непередаваемые ощущения, которые за этим последовали, но тут из коридора послышались мужские голоса. Кто-то шел сюда в гостиную и разговаривал по дороге.
– Значит завтра, говоришь, будет? – Раздался баритон Петра Петровича. – Ну что же, это хорошо, хорошо.
– К обеду обещали быть непременно, – сказал кто-то другой. – И еще просили передать, чтобы ваша дочь никуда не уходила.
– Ну, об этом я позабочусь.
Когда они вошли в гостиную, Антон увидел, что хозяин дома разговаривал с высоким мужчиной в безупречном по своей чистоте и свежести смокинге. Держался тот строго, чуть приподняв голову и сложив руки за спиной. Увидев, что этот господин был в белых перчатках, понял – дворецкий.
– Хорошо,