на что же вы готовы? – Кокетливо спросила она.
Пришлось все-таки ответить:
– На все.
Коврову было приятно, что после этих его слов она улыбнулась. И тут же сказала непонятное:
– Значит, и на это тоже.
На что «это», Ковров в первое мгновение не понял. А в следующее растерялся, потому что Марго вдруг с неимоверной силой повалила его на кровать, прижала руки к подушке и, как пишут в романах, прильнула устами к устам. Поцеловала с такой страстью, что в порыве чувств прокусила Антону нижнюю губу. Рана закровоточила.
– Ой, прости меня, я не хотела, – извинилась она, когда увидела, что натворила. И тут же глупо хихикнула, как ребенок, натворивший мелкую пакость.
Но Ковров никакой боли не почувствовал. Сердце заколотилось, рассудок помутнел. Он уже не понимал, что делает и зачем делает. Просто взял девушку, кинул на кровать, сел на нее сверху и поцеловал. Но эта бесцеремонность, похоже, ничуть не смутила Марго. Она ответила на этот поцелуй, обвила его шею обеими руками.
Время для Антона Семеновича Коврова, студента третьего курса Государственного Юридического Университета, остановилось.
Глава 4
Первое, что заметил Антон, когда проснулся, было то, что он лежит в кровати один. А ведь точно помнил, что засыпал с ней в обнимку. Рядом лежала смятая подушка, но самой Марго не было.
Встал, подошел к окну, одернул шторы. Глаза резануло ярким солнечным светом. Должно быть, уже утро, и далеко не раннее. Боже, который час?
Наспех одевшись, спустился вниз. Рана по-прежнему болела, но уже не так, как вчера. Ночной отдых явно пошел организму на пользу. Если, конечно, то, что случилось ночью, можно назвать отдыхом.
Увидел в гостиной Марго и сразу успокоился. Она сидела за столом и завтракала. Но платье на ней было почему-то черное, а волосы, еще вчера распущенные, были спрятаны под платок, которым она перевязала голову. Странный наряд для утренней трапезы.
Антон стазу же ощутил напряженность, царившую в гостиной. За столом сидели несколько человек. Кроме Марго был там и сам Петр Петрович, и его сердечный друг-картежник Чернокуцкий, и еще двое, Антону незнакомых. Все внимание этих людей было сосредоточено еще на одном человеке, который не сидел, а стоял. Высокий, статный, с длинной черной бородой и крупными руками. По-видимому, только что зашел, потому что пальто он не снял и был в ярко-алых кожаных перчатках, хотя на улице совсем не холодно.
– А я вообще не понимаю, как у вас хватило наглости явиться сюда после того, что вы сделали?! – Негодовал Островский. – Да вы знаете, что я могу отдать вас под суд?!
Грозная реплика и тон, каким это было сказано, вовсе не испугали утреннего гостя. Он лишь улыбнулся, как будто услышал в светском обществе забавную шутку. Улыбка эта, однако, не понравилась Антону. Какая-то недобрая, насмешливая.
– Вы лучше помолчите с вашим судом, многоуважаемый Петр Петрович. Много перевидал я таких, как вы, но уж поверьте, никому еще меня не удавалось запугать. Чужого мне не