Юрий Зафесов

Ячея


Скачать книгу

девятый год. И сосед, накушавшийся жирно, заблажил: «Чей камень в огород? Говоришь, ученый – не вражина? Полагаешь, зря, мол, в Ангару… – засверкал трофейными часами. – Ты мне, брат, пришелся по нутру, надо обменяться адресами»…

      «Адрес мой, – дед мыслью не слабак, произнес, как высказал доверье, – родина летающих собак, дальняя сибирская деревня».

      «Дерзнула пуля золотая…»

      Памяти отца

      Дерзнула пуля золотая…

      Приняв

      терновый свой венец,

      прощался ястреб, улетая,

      быть может,

      счастлив наконец..

      Он улетал из небе-крова,

      превозмогая синеву.

      Лишь память

      каплей темной крови

      поила хвою и листву,

      сквозила тенью неотвязной

      в простор,

      что клёнами редел.

      Круги замкнув,

      истаял ястреб.

      Он отворил иной предел.

      «Этот некто, с сединой и в сером…»

      Этот некто, с сединой и в сером,

      пищу дал и сердцу и уму.

      Он прошел сквозь дерево на север

      и пророс раздумьями во тьму.

      Вслед за ним неспешно и неловко,

      бронзовея, крона утекла.

      И слоились светлые волокна,

      и змеилась желтая смола.

      Ключ гремячий бился в уговорах,

      объяснял, петляющий без сна,

      где скудней растительность, где морок,

      там судьба как заново слышна.

      Этот некто с сединой и в сером,

      словно птица вставший на крыло,

      просквозил сквозь дерево на север,

      как туман, пролившийся в дупло.

      Канул в глушь убогого приютца,

      затворив мыслителя чело.

      Он ушел, но обещал вернуться.

      Только вот не знаю – для чего.

      Ерошка

      Е.У.

      В куще кычут совы. Как в пуховиках месяц невесомый в легких облаках. Ветхая сторожка, дверца на крючок. «Что не спишь, Ерошка, добрый лешачок?» Над твоим колючим древним озерцом хрипотца уключин, донный свет – венцом.

      Взад-вперед хромаешь, на душе щемит. Ведь под утро, знаешь, ахнет динамит. По ветвям вразвалку прошагает гром… Как-то спас русалку хромоногий гном. Чуть не уморила – черта родила. Самосад курила, самогон пила. От лешачей скуки дурью извелась. Отлежавшись сутки, к морю подалась.

      И теперь Ерошка от раздумий черн. У печи рогожка, на рогожке – черт. Ненаглядный дрыхнет. Кашлянет, всхрапнет. Иль копытцем дрыгнет, или воздух пнёт. И к утру не чует лютую тоску.

      Лешачок врачует мачеху – сынку…

      Золотая жила

      Вспомнил жизнь как пагубу и муку. Вознамерясь выжить не во лжи, подковал блоху и бляху-муху, ухватил шершавые гужи. Сделал шаг – не сдвинулась телега. Вздох родил – качнулся сеновал. Посреди родимого ночлега поклонился долу и сказал: «Нам пора, любимая, проститься, мне скликать отчаянных ловцов, ведь ночная сумрачная птица поклевала собственных птенцов. Взвила вожжи желтая нажива, запалила жирные рубли. И вонзилась