можете положить платки обратно в карманы, – одобрила Софья Александровна, – а теперь нам нужно выбрать трёх санитарок, по одной на каждый ряд, которые каждое утро будут проверять чистоту рук и ушей, свежесть воротничков и манжет, а также наличие носовых платков.
Мы ещё не были знакомы друг с другом, поэтому Софья Александровна сама предложила кандидатуры, а мы все дружно за них проголосовали. Выбрали Карасёву Валю, Сергееву Люду и Неверову Люду, то бишь меня. Значит, отсутствия носового платка в моей руке Софья Александровна не заметила! А, может быть, заметила, и именно поэтому и предложила мою кандидатуру. С этого момента, я её полюбила глубоко и беззаветно.
Начались школьные будни. Учиться мне нравилось, учёба давалась легко. Появились новые подружки, но с мальчиками, в отличие от дворового детства, дружить было не принято. Короче, адаптировалась к новым условиям жизни я быстро. Хотя нет, не всё было так гладко. Я стеснялась на уроках отпрашиваться в туалет. Мне казалось, что все будут надо мной смеяться. Удивительное дело эти комплексы: я, ведь, не смеялась над теми, кто отпрашивался, и другие не смеялись, казалось бы, включи логику, экстраполируй на себя, так ведь нет же! Вот и приходилось терпеть до перемены.
Обычно мне это удавалось, но однажды, уже зимой, мне так захотелось «по-маленькому», что я поняла – не дотерплю. И всё равно не подняла руки и не произнесла предложенную Софьей Александровной ещё на первом уроке формулу: «Можно выйти?». Вместо этого я ёрзала по парте до тех пор, пока не уписалась. Лужицу под партой я всё оставшееся до перемены время размазывала по полу валенками. Валенки впитали в себя основную часть влаги, а остаток успел высохнуть до звонка. Ничего не заметила даже моя подруга и соседка по парте Ляля Сайфутдинова. Это был второй конфуз, который остался незамеченным. Но после этого происшествия я всё-таки своё стеснение переборола. Уж лучше, Милочка, отпроситься, чем рисковать получить прозвище «зассанки». А такое прозвище я вполне могла получить, потому что в классе был хулиган Рафик Ахмедзянов, который в выражениях не стеснялся.
Кстати, именно с Рафиком у меня произошёл третий, и на моей памяти последний, конфуз в первом классе. Однажды на перемене Рафик подошёл ко мне и предложил:
– Хочешь, фокус покажу?
– Хочу, – ответила я, не ожидая никакого подвоха.
– Тогда растяни рот указательными пальцами пошире.
Что я и сделала.
– А теперь скажи «звезда», – предложил Рафик.
Я и сказала «звезда». Рафик страшно обрадовался и заорал:
– А-а-а, матерщинница! Вот я Софье Александровне расскажу.
Я даже не поняла, почему я матерщинница. В произнесенном слове мне ничего нехорошего не послышалось, но я испугалась и покраснела как рак уже оттого, что меня в матерщине заподозрили.
Рафик, конечно, ничего учительнице не сказал, а я на следующей перемене отвела Лялю подальше от класса и в укромном уголке показала ей этот фокус. Лялька захихикала и, оглядываясь по сторонам,