мечта поэта. Студент института культуры, он подрабатывал извозом в аэропорту Шереметьево, возил новый класс бизнесменов и кооператоров на стареньких красных жигулях. Еще через месяц он решился подъехать к концу рабочего дня, чтобы пригласить ее в кооперативное кафе на Колхозной площади. А в следующий раз они гуляли по Чистопрудному бульвару и кормили уток батоном за 25 копеек. Они говорили о вкусах, которые совпали во всем: тут тебе и русская классика, и старое кино, и мода 50-х, и джаз, и нелюбовь к Красотке с ее Гиром. Еще через месяц, придя в магазин с огромным букетом алых роз и заставив тем самым замолчать шушукающихся товарок, он решился спросить у нее номер телефона. Лариса заколебалась.
Ведь был Олег. Начинать роман, не закончив отношений с женихом, у которого есть даже свои ключи, она никак не могла. Она попросила повременить, ничего не объясняя, но для себя решила, что в ближайшие дни разрубит сложный узел. Иванов принял это желание безропотно. Именно такой он ее и видел – барышней, досконально знающей этикет, а не пэтэушницей, уступающей на первом свидании. Но они целовались на скамейке, обращенной к пруду, и тогда Лариса мысленно окрестила его мой Ромео. Конечно, было сожаление, что они не встретились тогда, раньше, до Олега. И сама же отвечала: потому что были молодыми придурками, натворили бы дел, наговорили бы друг другу глупостей и грубостей и расстались бы по причине несходства характеров. Это ведь такой вздор о несходстве! Нужна только любовь, и немножко мудрости, чтобы ее уберечь. А характеры ни у кого не сходятся, так вообще не бывает.
Олег пришел в бешенство. Лариса прямо сидела на обновленном стуле с инвентарным номером и на все вопросы отвечала «нет». Наверное, человек уверенный мог бы ее переубедить, но Олег и сам не знал, что для них лучше: расстаться сейчас же или переждать, пока ее поэтическая влюбленность пройдет, и она спустится с небес на землю. Олег выругался, отдал ключи и ушел.
Снова и снова вопрос коллег или соседки: «Чему ты так улыбаешься?» Мысленно она была не здесь, а там, в светлом и счастливом будущем, с любимым. Она с ним говорила, читала ему свои бесконечные восторженные оды, она его целовала и дрожащими пальцами расстегивала пуговицы на его рубашке… Но как же это происходило раньше, без желания с тем, другим? Или то смутное влечение к особи другого пола принималось ею за желание, а сравнить было не с чем? Ах, как этого мало! Ведь это и есть то самое убожество жизни, которого она так тщательно стремилась избежать. Лишь теперь она понимала тех, кто так и остался один, на всю жизнь, не найдя свой идеал, и не захотел размениваться на пустое, на «жизнь как у всех». Ведь это так важно, чтобы каждая черточка соответствовала представлениям об идеале.
Тетки, узнавшие о расторжении помолвки буквально на другой же день (коммуналка!), со знанием дела заявили:
– Дура! Был один лох, и того прогнала! Ты никогда замуж не выйдешь. Ты посмотри