не говори, на вопросы не отвечай, на провокации не реагируй. Если вдруг кто-то дотронется до тебя, не делай ничего в ответ.
Я судорожно киваю.
– И не отходи от меня.
Он обнимает меня за плечи, прижимая к груди. Резко дергает дверь и ступает на улицу.
Я прикрываю глаза ладонью, защищаясь от вспышек. Нам не дают пройти – и Том буквально раздвигает людей рукой и своим телом. Я не понимаю, как он идет, потому что не вижу вообще ничего. Меня слепит так, что слезятся глаза. Люди кричат прямо в уши, что-то спрашивают, но их голоса сливаются в один сплошной шум, и я не могу разобрать ни слова. Различаю только, как Том говорит «расступитесь» и «дайте пройти». Люди так близко, что я касаюсь их одежды, фотоаппаратов, рук, волос.
Кажется, будто это никогда не закончится, но вдруг мы во что-то упираемся – машина. Том с усилием открывает дверь, расталкивая репортеров в стороны – и я без промедления оказываюсь внутри. Он забирается следом, и фотографы едва не засовывают руки с камерами к нам в салон. С трудом закрывшись, мы медленно выезжаем на дорогу, пока нас пытаются снять сквозь окна автомобиля.
Я стираю слезы с глаз, Том видит это и явно пугается. Я не хочу ничего говорить в свое оправдание, у меня до сих пор сердце бьется так, будто сейчас выпрыгнет из груди. Потянувшись, Том находит мою руку на сиденье и сжимает ее, как бы говоря: «Я с тобой».
Глава 5
По дороге до отеля Том сообщает нашим менеджерам и отцу о произошедшем: говорит по телефону, ругается, спорит. Я не совсем понимаю, о чем идет речь, потому что в голове стоит шум. Единственное, что точно ясно: ситуация вышла из-под контроля. Так быть не должно. По крайней мере, все говорили, что такого не будет.
Меня уверяли, что это лишь театрализованное представление, со всеми согласованное. На каждом шаге мы будем главными. Но по ошарашенному лицу Тома я могу сказать точно – сейчас главным он не был. Его так же застали врасплох, как и меня.
Когда мы приезжаем, Том предлагает мне пойти в комнату, чтобы отдохнуть, но я отказываюсь: хочу поговорить с папой. Мы вместе заходим в его номер, где отец уже ждет нас. Его руки сцеплены, взгляд тяжелый. Вместо приветствия он говорит:
– Кто-то слил ваше местоположение журналистам.
– О, да ты гений, – иронизирует Том. – Как понял?
– Прекратите, – обрываю я их спор и обращаюсь к отцу: – Объясни, как это произошло?
Отец садится на диван напротив.
– У нас есть контракт, – начинает он, – с определенным агентством. Мы заранее сообщаем папарацци, где будем, и утверждаем позиции, с которых будет вестись съемка. Это взаимовыгодное сотрудничество: нас никогда не поймают врасплох, а они смогут продавать эти снимки и получать деньги.
Я киваю. Это все и так знают.
– Но есть еще другие, – встревает Том, залезая в мини-бар и вытаскивая оттуда стеклянную бутылку колы.
– Да, другие агентства и независимые фотографы… Но они не снимают всех подряд, только тех, на чьи снимки очень высокий спрос.
Том открывает колу и делает глоток, а затем говорит:
– Ну,