Я глупо смотрела в телефон, пытаясь понять, что произошло.
Нет. Не может быть.
Резко вздрогнув, я позвонила еще раз. Все повторилось. Я набирала его номер снова и снова, пока слезы скапливались у меня в глазах.
Выключив телефон и с размаху кинув его на стол, за которым сидела, я всхлипнула и закрыла лицо ладонями.
Я не верила в то, что слышала. Он заблокировал меня. Не просто отключил, а добавил мой номер в черный список. Я тихо заплакала, но все заметили: сидящие вокруг меня в зоне отдыха принялись оборачиваться и перешептываться.
Вытерев слезы и окинув всех прищуренным взглядом, я заприметила девушку, сидящую напротив на диванчике. Захватив телефон, я направилась к ней.
– Привет, можно тебя попросить… – ее настороженный взгляд заставил меня запнуться. – Можно взять твой телефон и сделать один звонок? Пожалуйста.
Она продолжала смотреть на меня с недоверием, но ответила:
– Ладно, – и нерешительно протянула смартфон.
Я чуть ли не вырвала аппарат из ее руки и сразу принялась набирать номер Тома.
Послышались гудки.
– Томас Митчелл, слушаю.
Сердце замерло. Я молчала. Боялась, что если заговорю, Том бросит трубку.
– Алло? – сказал он.
– Алло, Том…
В ответ была тишина, будто он тоже замер, услышав меня.
– Том, это я. Белинда. Я хотела поговорить, но…
– Прости, я сейчас занят, – прочистив горло, сказал он. – Я не могу говорить.
– Том, пожалуйста…
Он завершил звонок, а я окончательно все поняла. Сердце пронзило болью такой силы, что новые слезы моментально потекли по лицу. Я зажмурилась и громко закричала, задыхаясь от рыданий.
Испугавшись, девушка быстро забрала у меня телефон и отошла подальше. Я знала, как глупо и пугающе выгляжу, но не могла ничего поделать. Боль была настолько невыносимой, что я плакала навзрыд. У меня начиналась истерика, и я чувствовала, будто села в машину, у которой нет тормозов.
Упав на диван, я рыдала, закрывая лицо и не веря в происходящее. Мы расстались, но я жила мыслью, что когда-то снова будем вместе. Я не знала, как жить без Тома, даже не представляла такого. В тот момент я все еще думала, что он изменит свое решение и навестит меня. Но я ошибалась.
Позже психотерапевт сказала: «Вы горюете, это нормально. Вы потеряли человека. Это так же тяжело, как если бы он умер».
Осознание этого заставило меня пережить отчаяние, а боль сделало сильнее. Жив для других, но мертв для меня. Я чувствовала острую несправедливость, и это сжигало мои внутренности дотла.
Я не верила, что мы можем разойтись, знала, что Том вернется, но он ушел, не оборачиваясь. Вычеркнул меня из своей жизни и даже не хотел поговорить.
Я плакала утром, роняя слезы в тарелку с завтраком; плакала в обед, сидя на подоконнике, пока другие работали; плакала вечером, готовясь ко сну, и плакала в кровати. Другие пациенты сторонились меня, недоумевая и испытывая неприязнь. Они считали меня долбанутой истеричкой, но я не собиралась подавлять эмоции из-за