только чуть раскачивалась, вроде былинки на ветру.
Над площадью повисла чёткая барабанная дробь и стихла лишь, когда палач, а за ним глашатай поднялись на эшафот. Последний повернулся в сторону их величества и кивнул, ожидая знака к началу. Владислав взглянул на него отстранённо и поначалу даже не понял, чего хочет от него странный человечек со свитком. Только когда толпа вопросительно обернулась, он спохватился наконец и неуверенно кивнул в ответ. Глашатай с достоинством выпятил грудь и сделал знак барабанщикам – начинайте!
Тяжёлые, размеренные удары вспороли раскалённый зной, вторя кандалам бывшего премьер-министра, что с каждым шагом босых ног, истёртых железом до кровавых волдырей, звонко гремели о булыжники мостовой. И всё-таки, невзирая на металл, вгрызающийся в плоть и беспощадно рвущий её, Даниил шёл с высоко поднятой головой, ни единым мускулом не выдав, чего стоит ему эта прогулка налегке. Утром в камере, встречая свой последний рассвет, он дал зарок: пройти оставшиеся на его веку метры так, будто он только собирается начать жить. И, как ни странно, боль, жрущая измученное тело, словно испугавшись этого могучего человека, отступила, растворившись в ослепившем солнечном свете, едва настоящий воин шагнул из тени холодного подвала на булыжники площади.
Увидев мужа, Анна подалась вперёд, но Ольга удержала её от того, чтобы встать во весь рост. Даниил меж тем шёл сквозь толпу спокойный и невозмутимый, и сапоги конвойных затаптывали кровавые отпечатки босых ступней бывшего премьер-министра. Когда считаешь, что тебя все предали, уходишь налегке. Он шёл, и улыбка растягивала уголки губ, а взгляд светлел с каждым метром, приближающим его к виселице. Нет, этот сильный духом человек ни о ком плохо не думал, да и стоило ли последние часы тратить на такую безделицу! Премьер-министр шёл сквозь замерших в молчании людей и думал только об одном человеке, наверняка не оставившем его и не предавшем – своей дочери Иринке. Он страстно желал, чтобы случившееся никак не коснулось её, чтобы она выросла и превратилась в красивую девушку, чтобы полюбила сильно, неистово, и любовь эта принесла бы ей только счастье, а минуты огорчений если бы и случались, то были бы не долгими, дабы само счастье, благодаря им, ощущалось особенно остро и ценилось тоже особенно, чтобы она вышла замуж… Ах, как бы он хотел оказаться радом с ней в эту минуту! И как бы хотелось, чтобы она прожила долгую и счастливую жизнь, а потом… достигнув закономерного заката там, где река жизни впадает в океан вечности, он обязательно встретил бы её, и она рассказала бы всё-всё-всё… всё-всё-всё… о том, что было потом…
Горожане глазели на исхудавшего человека в кандалах, с серым от бессонных ночей лицом и не узнавали его – так резко постарел их премьер-министр. По приказу канцлера, Даниилу отвели на сон один час в сутки, всего – тринадцать за тринадцать дней до казни, пока шло следствие. Кормили тоже раз в полдень одной единственной тарелкой каши, и тарелок этих набралось так же тринадцать.