сделают. Сплетни,.. Или как это, пересуды. А она – простая. Простым сложно. Ну конечно, она не фея. В том смысле, с кем встречалась, с тем и спала. Она слабая, незащищённая. Хрупкая. Белая, сладкая. Съел бы. В клетку посадил бы, обвязал ленточкой и пылинки сдувал. А она такая. Чувствительная. Ей тоже нужны тактильные ощущения. У неё очень чувствительное тело. Она нежная. Страстная, как… Просто, как дышит, такая и страстная. Встала потом, поцеловала. «Хочешь кофе? Я тебе сделаю. Тебе, для тебя сделаю. – А себе? – А я не хочу, тебе сделаю. Ты же хочешь кофе? – Дай сигаретку. – Вот, возьми». Обняла, прижалась. Она не надоела. После секса сразу, и не надоела, всё равно её хочется обнять. Сладкая, нежная. Никогда не подкалывает. Может да, подтрунивать, но так приятно, когда она подтрунивает. Она сама такая, что её подкалывают. Не обижается. Никогда. А когда сплетничают о ней – зажимается немного, а потом снова бегает, со всеми открытая такая. Хотя она, конечно, интровертка при этом. А актриса. Как такое возможно, актриса и интровертка? Просто когда играет, открывается, она актриса от Бога. Вот довелось же влюбиться в актрису. Дмитриевич прав, это… ну не пошло, конечно, но как-то… А если бы она не была на виду? В библиотеке, например, работала. Не встретил бы? Не узнал бы? Встретил бы. Такое посылается сверху. Специально, лично. Убью за неё. За пылинку. За взгляд на неё, за слово. Сладкая. Съем.. «Ну где мой кофе?» «Сейчас. Я тоже курю здесь. Как и ты. Ты там куришь? Не прожги мои новые красивые простыни» «Хорошо. Я тебя люблю.» «Что? Я не слышу из кухни». «Очень». «Что ты сказал?» «Ничего». «Несу кофе». «Иди сюда. Я не хочу кофе». «А чего хочешь?» «Чего-чего… Иди сюда… Иди быстрей. Потом кофе». «Ну остынет же…» «Сладкая. Сладкая, ты сладкая…»
«…Когда я на неё смотрю, мне хочется улыбаться. Я просто на неё смотрю. Просто улыбаться. От счастья… С ума сойти».
…
Нельзя сказать, что Геля оказалась в шоке от Кузиной измены и это целиком поглотило её. Нет. Она отчасти как-то переместилась в иное пространство, словно всё произошедшее случилось не совсем с ней, а наполовину с какой-то другой девочкой. Женщиной. А Геля со стороны за этой половиной наблюдает. При том, что в той другой части Гелиной души всё-таки разлились обжигающей лавой боль, стыд и даже страх.
Она не понимала. Себя не понимала, Кузю, весь мир. Геля, которая всё всегда разбирала на молекулы, которая знала, что Кузя её любит, что её, Гелю, вообще все любят и она просто хороший, очень хороший человек.
Ведь она не встречала мужчины, которому бы не нравилась. У неё идеальная фигура. Абсолютно правильные, симметричные, красивые, очень красивые черты лица. А Кузя, он… хотел её, всегда хотел, она же это видела. Может, надо было быть более благосклонной к нему? Но нельзя же так часто. Хватит и двух раз в месяц. И того много. Разве в этом дело? Он же интеллигентный человек, это же не серьёзно…
Называется «наставить рога». Кошмар! «Я обычная жена, которой изменил муж. Я обычная, – думала Геля. – Это произошло со мной, как в романе. Нет, надо понять. Почему так случилось. Им что-то нужно. Они другие. Это естественно».
Геля съездила в центральный книжный на Комсомольском и закупила