господскую карету с лошадьми, горничную Фросю (хотя тут были многие сомнения). И вдруг оказалось, что он разбогател – ему теперь принадлежал недоросль, потомственный дворянин, умеющий играть на скрипке и съедающий полсотни горячих пирожков, если вовремя не остановить.
– Как быть? – переспросил он. – А разведать – кто такова, с кем жила! Такое на свет Божий полезет! И сами будете не рады, что связались!
Косолапый Жанно вздохнул, а Маликульмульк внутренне усмехнулся. Он уже давно примечал попытки Терентия, но не думал, что от них предвидится польза.
– Приглянулась… – мечтательно повторил Косолапый Жанно. – И я ей приглянулся…
– Да она в дворянки метит, негодяйка! Душа горит, не могу молчать! – вскричал Терентий, да так, что сторожевой солдат на бастионе резко повернулся к нему. – Нет, вы как знаете, а я ее на чистую воду выведу!
Маликульмульк удивился – как же ему, подневольному, это удастся? А Косолапый Жанно покачал головой, всем видом показывая: правда ему не нужна, нужна Маврушка…
– Сами меня благодарить будете! – Терентий чуть было не брякнул «ручки мне целовать», да опомнился.
Больше ничего особенного в тот день не случилось. А на следующий, отсидев сколько положено в канцелярии, Иван Андреевич отправился в аптеку – взять микстуру для Николеньки и повидаться с новым своим приятелем.
Приятеля звали Давид Иероним Гриндель.
Их познакомил герр Липке, и они сразу друг другу понравились. Герр Крылов был немного старше герра Гринделя, оба были любознательны и азартны в работе, поняли это сразу, к тому же Гриндель неплохо говорил по-русски, что у немцев встречалось редко, даже у образованных. И оба были не настолько родовиты, чтобы по этому случаю задирать нос. Отец герра Крылова получил первый офицерский чин после тринадцатилетней солдатской службы, тогда же и сделался дворянином, а дед Гринделя, беглый крепостной, укрылся от своего барина в Риге и сумел заложить основы семейного благополучия – отец Давида Иеронима уже владел немалым имуществом и стал одним из первых латышей, получивших права рижского бюргера. Одному Богу ведомо, во что это ему обошлось.
До аптеки Слона, где трудился Давид Иероним, от Рижского замка было четыреста двадцать шагов, если идти от Южных ворот. Она считалась у рижан не только лавкой, где продают лекарства, но чем-то вроде клуба для людей образованных. Туда часто заходили учителя из бывшей по соседству Домской школы, в том числе и герр Липке. Бывали там и врачи, разумеется, и любители диковин, и журналисты, и даже проповедники из собора.
Маликульмульк вытер ноги о край каменной ступеньки у входа и вошел в помещение, сплошь уставленное высокими шкафами. Оно было невелико, но аптека имела задние комнаты, в которых ученики под надзором аптекарей готовили лекарства по рецептам и на продажу. Там же находился склад сушеных растений.
За прилавком стоял хозяин Иоганн Готлиб Струве. Даже не стоял – возвышался на фоне белых фаянсовых сосудов, выстроенных на полках ровными рядами. Многие имели