одеяла, прислушался: мама колдовала на кухне – там лилась вода, позвякивали тарелки и чашки. Вот протяжно засвистел чайник, внутри которого плескался обжигающий кипяток (мама почему-то не любила современных электрических агрегатов). Эта утренняя зарисовка под аккомпанемент простых домашних звуков умиляла своей обычностью, наполняя душу уютом и спокойной уверенностью в том, что все будет хорошо.
Никита широко зевнул, почесал рыжий от веснушек нос и, убедившись, что маме пока не до него, босиком прошлепал в ее комнату. Любопытно: есть ли в газете та самая статья, которую закрывал лапой Черный Пес.
«Калинские вести» недельной давности, как и раньше, лежали на тумбочке. Никита листал страницы, стараясь угадать нужную, и она действительно нашлась. Рядом с колонкой, пестрившей портретами пропавших с кратким описанием примет и телефонами, находилась статья о каком-то суперзаслуженном старичке, подписанная Василием Шуйским. «Это имя и закрыл Пес, – подумал мальчик, – интересно, почему?»
Вдруг сверху послышался шум – негромкий, но навязчивый, как будто сыпучий, точно там кто-то молол огромное количество муки, которая валилась прямо на пол. В последнее время звуки из верхней квартиры периодически донимали Никиту, отвлекая от уроков, книжек и компьютера, а иногда и будили среди ночи. Хотя мама вроде бы ничего не слышала… Однажды, решив проверить свою догадку, Никита нарочно зазвал ее в комнату, когда «мука» сыпалась особенно сильно, но мама только рассердилась, что сын оторвал ее от работы: в тот вечер она доделывала дома какой-то важный проект, разложив необъятный документ на кухонном столе.
Сейчас шуршание показалось Никите и вовсе оглушающим. Он на цыпочках вышел из комнаты, сунул нос в кухню – мама деревянной лопаткой мешала кашу, напевая вполголоса любимый мотив. Пахло молоком, овсянкой и кофе, который капля за каплей, фырча и отдуваясь, исправно выдавала старенькая кофеварка.
Никита прикинул, что у него есть несколько минут в запасе – если повезет, мама не успеет его хватиться. Мальчишка сунул ноги в тапочки, выскользнул в коридор, быстро преодолел лестничный пролет и оказался на верхнем этаже.
Он, по сути, был техническим, с необработанными стенами и парой маленьких окон. Тем страннее выглядела единственная дверь, ведущая… куда? Никита не знал: она всегда стояла запертая. Из обрывков разговоров взрослых он уяснил, что когда-то этот этаж служил своего рода мансардой, и одна-единственная квартира тут все же имелась, но жильцы ее давным-давно покинули, наследников не нашлось, а селиться сюда по-новой никто не хотел, и квартиру отдали под бытовые нужды. Так что теперь за дверью, скорее всего, располагались швабры-мётлы-тряпки и склад всякого ненужного хлама. Но кто же тогда там так сильно шуршит?! Шуршание слышалось и теперь – словно фасолинки катались по полу, а уборщики сметали их вениками.
Никита потянул ручку на себя, не надеясь, впрочем, что дверь подастся. Ожидание оправдалось. Мальчик сжал в кулачок похолодевшую влажную руку и осмелился постучать:
– Там