и втащили на возвышение. Вероятно, это была скамья под петлёй. Саму петлю, как её затягивали, как я мог её чувствовать, я не помню.
Помню оглушительный хруст в ушах, боль, вспышку и темноту во гробе.
Голова помолчала с открытым ртом. Из пасти, чуть шипя, вырывался воздух.
– Меня откопали товарищи ночью на Преображенском кладбище. Могилы не охранялись. У меня оказалась сломана шея. Тимофей Михайлов задохнулся в петле, он был крупный человек и ему требовалась большая доза снадобья. Остальные были мертвы по естественным причинам. Царский режим победил. Все, кто видел нашу смерть, не встретили нас живыми.
– Когда-нибудь это место расчистят, – горячо сказал Савинков. – Позорные постройки снесут, а на их месте выстроят какой-нибудь балаган.
– Детский театр, – цинично пошутил Кибальчич, но осовестился. – Простите за юмор висельника.
– Ничего-ничего. Едва ли такое кому придёт в голову, – Савинков спохватился и от смущения поперхнулся. – А что было дальше?
– У меня был запасной план и имелось всё приготовленное на этот случай. Ещё в медицинском институте я много раздумывал о поддержании жизни отделённой от тела головы и спроектировал установку, которая будет способна производить это действие. С Андреем Ивановичем Штольцем и другими техниками «Народной воли» мы собрали приборноаппаратный комплекс и опробовали различные питательные вещества на кошках, собаках и, под конец, на чухонцах как наиболее близким к человеческому существу биологических образцах. Полли… Аполлинария Львовна снабжала мою работу от своих щедрот, равно как прочую революционную деятельность. Установка хранилась на даче. С золотыми руками Штольца привести её в действие было возможно в кратчайший срок, и когда моё практически бездыханное тело было доставлено с Преображенского кладбища, волей Центрального Комитета было решено довести дело попрания государственной казни до конца. Я очнулся на стеклянной доске, здесь, в подвале, под напряжённым вниманием верхушки партии. Штольц подал из баллона воздух в голосовой аппарат, и я издал крик боли.
13. Фаворитка Ада
Савинков учился премудростям санитарного дела, как медбрат на курсах обучается уходу за больным – непосредственно в палате, с уткой в руках.
– Это ректальный термометр Реомюра, который надлежит помещать голове Николая Ивановича в ноздрю, – объяснял Воглев, у аппаратов оказавшийся сноровистым и смекалистым, будто заглубление под землю освобождало его от необходимости преодолевать сопротивление враждебной среды.
Наблюдая за ним, Савинков пришёл к выводу, что настоящими руками «Бесов» был именно троглодит, а не Андрей Иванович Штольц, чей технический гений хвалили более из уважения к покойному.
– Справился Юсси, справитесь и вы, – обнадёжила графиня. – Мы же с Марьей справляемся.
И Савинков поверил ей, тем более что ничего хитроумного в первые дни не требовалось. Для обслуживания