ил меня на кладбище, а уже потом торопил, ожидая, пока я напишу хоть что-то сносное к этим безобразно сделанным фото. Тогда всё было безобразным, к чему бы я ни прикасался, так говорил Хендерсон, таким образом он «подбадривал» всех новичков. Я помню, стоял у надгробия, когда почти все разошлись, и фотографировал исподтишка, каждый раз съёживаясь в извиняющейся гримасе, когда фотоаппарат издавал громкий щелчок. Крайне неудобно было делать фото, когда кто-то кого-то хоронил. У могилы остались священник и одна молодая особа. Собственно, было негусто. Я кое-как сделал пару снимков и, извинившись, ушёл.
Потом написал что-то вроде:
«Как известно, покойный был непубличным человеком, но это не умаляло его достижений в медицине и того, какой огромный след он оставил в нашей памяти и сердцах».
Фу, и как только меня держали в этой газете с таким-то банальным слогом. Но дело даже не в этом, а в том, что некролог я точно написал, и надгробие точно сфотографировал, и фотографию эту точно удалил со своего компьютера, потому что «незачем всякими надгробиями засорять оперативную память», хотя, если бы не удалил, всё равно бы уже не нашёл. Этой карты памяти, как и компьютера, давно уже не было.
Тогда о смерти Питера Кларка передавали по новостям:
«Известный профессор был сбит насмерть на территории кампуса. За рулём спортивного автомобиля находился пьяный студент.
Питер Кларк скончался на месте, не приходя в сознание. Возбуждено уголовное дело».
Два дня назад по новостным каналам передали о крушении легкомоторного самолёта, таких над Ла-Маншем летает с десяток за день, но рухнул в тот день один. За штурвалом, как вещала ведущая новостей, был семидесятишестилетний профессор медицинских наук Питер Кларк, который пересекал воды Атлантики и не долетел до берегов Франции каких-то пару миль.
Почему на кладбище был я один? Потому что никто, кроме меня, этого некролога не помнил. Как и этой смерти двадцатилетней давности. Газета та вышла с какой-то провокационной статьёй, нарушающей частную жизнь кого-то, то ли актёра, то ли мужа какой-то актрисы, по-моему, их звали Крамеры и тогда они были очень знамениты, а фотографии очень откровенны. В общем, этот парень грозился судом и миллионным штрафом, поэтому газету сразу изъяли с прилавков. Я даже был на суде, защищая старика Хендерсона, говоря, что он ни при чём. Хотя это было не так. В общем, всех собак тогда спустили на Стива – журналиста, написавшего эту статью. Его же потом и уволили. Не знаю, прочитал ли тогда кто-то ещё о смерти мистера Кларка, но то, что сейчас, кроме меня, о ней никто и не вспомнил, было уже очевидно.
– Ты что, не помнишь, как я её писал? – стоял я сегодня в кабинете старика Хендерсона, надеясь не помереть от сигарного дыма, которым он нас травил.
– Некролог, написанный двадцать лет назад, – затянулся он ещё раз, – дай-ка подумать. Конечно же, помню! – хлопнул он себя по лбу. – Я же помню всякую хрень! Иди работай, Керри, и не морочь мне голову!
И я пошёл… выискивать могильную плиту среди таких же однотипных плит. Мне казалось, я уже по третьему кругу обходил это кладбище, я даже увидел парочку призраков, или это были могильные статуи в свете моего фонаря… Зачем мне нужно было искать эту могилу, я не знал, но то, что было нужно, это точно.
Мой фонарь окончательно сдох. Я открыл отсек батареек и покрутил их. Блеклый луч загорелся опять, но тут же стал угасать и исчез на плите с именем какой-то пожилой дамы.
Отлично… Я посмотрел на промокшие ноги – вода в ботинках гуляла меж пальцев грязной холодной жижей. Я потряс ими, одним, вторым, но так и остался вымокшим и продрогшим насквозь. Проклятая осень с её дождями. Оглядев нехитрый пейзаж ещё раз, я увидел ворота, обрамлявшие выход из парка, там, за ними, объездная дорога, у которой я и оставил свою машину. Может, и не было той смерти? Пошёл я на выход. Мало ли что я помнил. Память вообще странная штука, как кривой пазл из обрывков прошлого, настоящего и мечтаний о будущем. Всё это сумбурное и вечно жужжащее собирается в один большой рой и строит в мозгу свои соты из пятиугольных воспоминаний. Никаких доказательств может и не быть, их вообще тебе не нужно, когда есть пресловутое «кажется». Кажется, я это уже где-то видел, кажется, он уже умер двадцать лет назад, кажется, я говорил сам с собой.
Не успел я дойти и до середины кладбища, как был ослеплён таким же фонарём, каким минут десять назад сам освещал все могилы.
– Что-то ищите? – прокричал через ливень человек в чёрном дождевике с какой-то палкой в руках.
«Проблем себе на голову», – подумал я.
– Могу чем-то помочь? – не унимался он и приподнял палку.
Палка оказалась лопатой, а человек – работником кладбища, могильщиком или как их там?
– Я ищу одну могилу! – прокричал я в ответ.
– Это я уже понял, – всадил он клинок в мокрую землю и продолжил копать.
– Правда? – удивился я, не торопясь подходить к этому типу. Человек на кладбище с лопатой в руках – не самый приятный парень.
– А здесь можно искать что-то другое? – ухмыльнулся он.
И