уже раза три, то дата после тире станет на порядок меньше. Но ничего не менялось, так и стоял на месте 2038 год.
– Всё так, – кивнул я и пошёл к воротам, – всё именно так, как и должно быть в самых идиотских кошмарах.
– Завтра придёте? – вдруг спросил он из ямы.
– Не понял…
– Будете на похоронах? – крикнул он мне через ливень.
– Нет, спасибо, я уже был.
Он посмотрел на меня, как на психа, и продолжил копать.
Может, я им и был.
2 глава
В салоне кричат пассажиры, матери успокаивают детей, кислородные маски свисают над креслами, но от них больше нет толку. Пальцы нервно стучат по телефону, вбивая последние слова. Астматик напротив вдыхает альбутерол, у него запотели очки. Рядом кричит ребёнок, переходя на хрип. У кого-то беспрестанно звонит мобильный. Сильный гул, громкий треск. Самолёт пытается выровнять крен. Гаснет свет, темнота.
Анна заглатывает спёртый воздух и никак не может вздохнуть.
«Открой глаза, открой глаза!» – она пытается себя разбудить. Внизу лишь огни берегов и морская тёмная гладь. И они в эту гладь падают с немыслимой скоростью.
«Проснись!»
– Боже! – она задохнулась от страха.
Опять в холодном поту просыпается, сжав мокрую простынь. Ее лёгкие полны воздуха, но всё так же неподвижно тверды. Она не может вздохнуть, пошевелиться, сделать хоть что-то. Так всегда цепенеет тело после этих ночных кошмаров. Анна часто умирает во сне, пару раз за неделю точно. Сегодня был тот самый раз. Всегда один и тот же сон, и каждый раз как по новой. Смерти второй не бывает. К ней невозможно привыкнуть, даже во сне. Во сне Анна падала молча, это другие кричали, а потом пыталась воскреснуть, как мёртвая лежала в постели, пока не приходила в себя.
Она не могла заснуть без снотворных уже несколько лет. Её психика, борясь с неизбежным, блокировала всякий сон.
Ей посоветовали сходить к психологу. Она была у врачей. Дело в том, что она сама была психологом и ничего не помогало, ни одна из десятка методик. Она медленно шевелит рукой, пальцы постепенно отпускают простынь – один, второй, она разжимает кулак. Чувствует руку до локтя, теперь выше, боль в желудке под рёбрами, в сердце – оно безудержно бьётся, приливая кровь к вискам. Ноги свело в острой судороге, Анна вскрикнула, напряглась и посадила себя. Упёрлась руками в матрас, опустила ноги на пол – только мурашки в пальцах, онемение и боль. Она растирает ступни о шерстяной ковёр, пока не обжигает их трением. Она чувствует ноги, чувствует мягкость ковра. Она здесь, только бы встать с постели. Кто-то звонил ей всё утро, пока она пыталась проснуться. Вот опять – телефон на прикроватной тумбе разрывается в напрасных потугах. Анна нажимает «принять» и включает громкую связь. На том конце – женский голос, она узнаёт этот голос, как давно она не слышала его.
– Анна, это ты?
– Да, Филлис.
– Анна, милая, – голос плачет, – такое горе. – Замолкает, набирает воздуха, говорит: – Твой отец умер вчера.
Анна смотрит по сторонам, ей кажется, она ещё спит, ей кажется, это не с ней, не может