крикнул Коля, – неужели и взаправду религия говорит, что мы все встанем из мертвых, и оживем, и увидим опять друг друга, и всех, и Илюшечку?
– Непременно восстанем, непременно увидим и весело, радостно расскажем друг другу все, что было, – полусмеясь, полу в восторге ответил Алеша». [16]
Подводя итог
Взглянем на роман не просто как на хорошее художественное произведение, а как на предсмертное послание гениального писателя русскому народу. Мы видели, что Достоевского, как и весь русский народ, воодушевила освободительная война на Балканах. А потом было разочарование Берлинского конгресса 1878 года – события, как нам кажется, не только политического, но и сущностного, разрушившего некую сокровенную русскую надежду. Достоевский предвидит надвигающуюся катастрофу и говорит о ней языком художественных образов.
Надвигающаяся трагедия – это атеистическая революция, которая становится возможной из-за вырождения элит, власти, потерявшей связь с народом. Что иное мог иметь в виду Достоевский, создавший столь неприглядный образ отца – Федора Карамазова? Насколько сильным было разочарование писателя во власти, если он действительно имел в виду власть? К сожалению, спросить об этом у него мы не можем.
Федор Михайлович полагал, что цель, к которой должно стремиться человечество, – это всемирное общечеловеческое единение. И, по его мнению, великой миссией и предназначением русского народа является служение этой великой и благой цели. Русская идея, в его понимании, в конечном счете должна привести к такому общечеловеческому единению.
Ф. М. Достоевский: «Следовательно, <….> национальная идея русская есть, в конце концов, лишь всемирное общечеловеческое единение». [17]
Общечеловеческое единение есть объединение на принципах любви, братства, служения при сохранении самобытности каждого народа. И такое объединение можно осуществлять только любовью, но никак не насилием. Поэтому, по мысли Федора Михайловича, только христианство может стать основанием человеческого всеединства. А поскольку Россия сохранила неповрежденное христианское учение, то наше призвание – встать во главе такого объединения. Таков, повторюсь, идеал, такова русская миссия и русская идея в представлении Ф. М. Достоевского.
Не раз в своих записках Достоевский высказывает мысль, что именно русские могут быть «всечеловеками» (интернационалистами), потому именно русские, через свою способность служить другим, могут и должны послужить благу человечества.
Если можно так сказать, Достоевский видел возможность «выхода в полноту истории» через освобождение балканских славянских народов, братский союз которых стал бы первым шагом на пути единения человечества. Но после того как «недружественные страны» Европы сделали всё, чтобы закрыть это «окно возможностей», Достоевский, как и вся Россия, теряет что-то важное, некую цель, придающую смысл дальнейшему существованию. Писатель вообще перестает писать о русской идее и полностью погружается в творчество, пишет свой